Утонуть в безбрежном поле было бы её концом в какой-нибудь светлой книге. Но не в изматывающей жизни, не терпящей статичности, как только её захочется. Она вернулась ещё до наступления сумерек. Просто потому, что дом сулил бурю, а буря покоряла её статичность.
Накатившая полнота жизни, момента, этой ссоры и привкуса недавней пиццы во рту впрыснулись Мире в разум.
– Ты лишила меня Вари, а теперь хочешь лишить себя? – орал Арсений с воспалёнными глазами, метаясь по комнате и сваливая на пол одеяла, оставляя её на простынях с голыми ногами. – Не выйдет!
– Да кто ты такой, – трясясь, кричала Мира в ответ, – чтобы что-то мне прощать и вершить наши судьбы?! Я не нужна тебе!
– Вы с братом – одна паршивая порода…
– Да как ты смеешь?! – заорал Тим, до этого бездеятельно стоявший в углу. Как это шло его трёхдневной небритости… Мира вновь залюбовалась каштановыми перегибами ровно подстриженных волос и восточным очертанием щетины.
– Сраный собственник! – отозвался Арсений. – А вы ещё делаете вид, что свободны от гнёта религии!
– Лучше заткнись!
– Если любовь разделить между несколькими людьми, её меньше не станет, – сузив глаза, отчеканил Арсений, упоительный в своих отросших волосах, отходящих от щёк к ушам. – Это не число.
Неожиданно Мира поняла, что он имел в виду и почему ворвался за ними вслед по проклятой деревянной лестнице. Именно то, о чём она сама мечтала столько месяцев, – древняя оргия, слияние духа и плоти нескольких живых. Полиамория, вызывающая лютую зависть у запакованных моногамией.
Мира застыла. Хотел ли Арсений унизить её или воздать должное её свободе выбирать больше одного скучного партнёра до конца жизни? Или здесь был некий элемент привлекательности Тима не для неё одной? Так или иначе, для неё проскользнуло больше настораживающего, чем лестного. Одно дело – прокручивать разные исходы их повязанности, и совсем иное – жить с совершенным, опасаясь то реванша за смещение фокуса на одного, то забвения от второго.
– Что вы тут творили? – ошарашенно спросил Тим, будто разгадывая в их головах надуманное, сплетённое с совершённым.
– Не только разговоры, – туманно отозвалась Мира. – Хотя их было большинство.
Фантазии их в конце концов воплотились не в грёзы, а в импульсы.
– Варя ушла из-за этого?
Мира не ответила.
39
Сколько можно быть сильной и тянуть… Как это наскучило! Пережидать полгода зимы, поддерживая себя лишь мечтами о джунглях в отпуске, делать зарядку по утрам, есть полезную кашу, смиряться с приступами омерзения в метро, на работе делать вид, что не плевать на всё происходящее, обедать по часам, в пять нестись домой через две ступени и обязательно пешком, чтобы наконец глотнуть настоящего, на которое уже так мало сил… А назавтра вновь подыгрывать одержимым коллегам, будто в их копошениях есть смысл по сравнению со скоротечностью Вселенной и её странным замыслом, заключающимся, должно быть, лишь в едва прослеживаемой взаимосвязи всего сущего.
Сколько, чёрт возьми, можно? С этой культивируемой силой и правильным образом жизни Мира скоро превратится в иссушенного робота. Зачем всё это? Она ведь – расхлябанная девчонка, созданная, чтобы сидеть на балконе и читать часами, слыша шебаршение родителей на нижнем этаже и их препирательства.
На выкрученной ленте злополучной лестницы Мира отвесила ему пощёчину, когда он орал на неё. А он начал целовать её, выкручивая руки. Её убеждения и обиды рассеялись под напором того, как он вгрызся пальцами в свои волосы и смотрел на неё. Выжидательно, но не побеждённо.
…приблизилась к этим порочным губам, ей не принадлежащим. Взъерошила гладь льняных волос ладонью, унизанной серебряными кругами колец. Мерзавец, предатель… Но роднила их общая запятнанность, и можно было не строить из себя святошу. Он не охал в ответ на высказанную ею бесчувственность ко всем маленьким и до омерзения беззащитным. Мира в благодарность смеялась над его жёсткими шутками и осторожно придерживала за локоть.