История Вечного Жида, содержащая краткий и правдивый абрис его удивительнейшего путешествия, продолжавшегося почти 18 столетий

Когда убранство головы Цецилии было завершено, она сняла сандалии, чтобы на римский манер надеть белые туфли, прошитые золотом. На ней уже была нижняя часть одеяния и Глицерия опоясала ее груди грудным поясом, чтобы их поддерживать. Затем она надела на нее хлопчатую тунику ослепительной белизны из Милета, пурпурные части которой были прошиты жемчужными нитями. Рукава по всей их длине снаружи были укреплены пряжкамии из арабских алмазов. Цецилия позволила затем надеть на ее шею ожерелье из чистого жемчуга, которое раньше принадлежало царице Клеопатре. Она надела серьги, браслеты и кольца; наконец она взяла пальто и элегантным движением набросила его складками на себя.

Цецилия встречалась иногда со своим любовником в храме Исиды, но в сравнении с другими римскими дамами она считалась добродетельной. Мода и наряды занимали все ее заботы, все ее время и все сокровенные мысли. Одевшись, она показала мне дворец. Повсюду я заметил кресла и ложе из серебра. Я уверен в том, что в комнате, обставленной по-гречески, я увидел изображения Алкивиада и Эпикура, а в обставленной по-римски – Овидия и Катулла.

После того, как она великодушно оплатила мои благовония, Цецилия решила посмотреть цирковые игры. Она села в крытые носилки, напоминающие азиатский паланкин, который несли восемь рабов и сопровождали восемь других, а именно: два черных вестника, два раба со скамейками для ног, два других с подушками, какой-то дамский угодник, несущий зонтик от солнца, укрепленный на индийском бамбуке, и еще один с пучком из павлиньих перьев, укрепленном на жезле из слоновой кости, чтобы служить в качестве веера.

Когда я покинул Цецилию, то остался здесь, чтобы осмотреть город, который в то время еще не был сожжен Нероном и вновь застроен, но был заполнен роскошными зданиями. Если я сравниваю Храм, Цирк, Базилики, портики, пирамиды и обелиски, водопроводы древнего Рима с тем, что называют памятниками в новейших городах Европы, то я не понимаю, почему существует много благодушных людей, которые получают удовольствие от веры, что девятнадцатое столетие знаменует собой вершину образования. Мне думается наоборот, ибо оно во многих отношениях достаточно далеко от него удалено.

Так как я не мог оставаться в Риме более трех дней, я отправился прочь оттуда, чтобы пересечь Галлию. Я увидел Лион, Виенн, Арле, Нарбонну, Бордо, Tрев, Ута и др. Эти города переживали в ту пору эпоху расцвета по сравнению с сегодняшним днем, потому что были менее зависимы от столицы. Я находился еще в Галлии, когда туда прибыл цезарь Калигула. Я присутствовал при событии, когда в качестве знака триумфа он на побережье Болоньи скучивал морские раковины. Я позволил себе посмеяться по этому поводу; ему об этом сообщили и он приговорил меня к смертной казни. Но топор палача не коснулся меня и Калигула из-за боязни, что имеет дело с неким волшебником, отпустил меня на свободу. Он позволил мне взглянуть на его знаменитого коня, ошейник которого был из бриллиантов, питающегося позолоченным ячменем и пившего из чудесного золотого кубка. Затем цезарь отдал мне письмо, которое он назвал очень важным, и уполномочил меня передать его наместнику Таррагоны в Испании. Оно содержало несколько слов: Не делай подателю (сего письма) ни доброго, ни злого, отчего господин наместник, дабы не выказать доброты, ни разу не пригласил меня к своему столу. Оскорбленный этой шуткой, я воспринял после этого смерть Калигулы с радостью и отправился в Рим, чтобы увидеть его преемника Клавдия2.

Так как я прибыл в город поздно, то должен был принять решение остаться на центральной площади под открытым небом, и здесь случилось, что при свете луны я увидел проходящую мимо развратную Мессалину, облаченную как вакханка. Она шла там, где не должна была бы идти, или вероятнее всего шла оттуда назад. Так как я очень осторожный человек и друг добрых нравов, то посчитал для себя удобным спрятаться за одну из колонн, дабы не быть уволоченным ею отсюда, что могло бы с легкостью произойти. На другой день я хотел увидеть шутовскую фигуру Клавдия, который сидя в суде наслаждался тем, что управлял всеми судебными процессами. Однажды подошло очень запутанное дело. После того, как он выслушал внимательно адвоката, цезарь вынес приговор следующими словами: Тот выйграет процесс, кто обладает правом. Затем рассматривалось дело одного человека, римское гражданство которого выглядело спорным, а именно, обсуждалось с горячностью, что ему запрещено в суде носить одно и то же платье. Клавдий постановил, что этот человек, ежели (в суде) говорят против него, должен быть облачен в греческую одежду, ежели за него – в римское платье. Эта второстепенная деталь была устранена и адвокат начал изъяснять суть дела. Однако запах, исходящий из кухни жреца бога Марса, достиг нюхательных органов Клавдия с такой приятностью, что он неожиданно покинул судебное кресло, дабы вместе с ними сесть за стол, что возбудило среди зрителей суда великую радость.