История викингов. Дети Ясеня и Вяза

Мертвые люди и животные, конечно же, были в костре не одни. Трупы были окружены разнообразными предметами, начиная с одежды и личных нательных украшений. И если в одном случае это могли быть лишь ветхая изношенная рубашка, медная фибула и нож для еды, то в другом — мантия и украшенные драгоценностями королевские регалии. Кроме тела и того, что его прикрывало, к погребальному инвентарю в самом широком смысле могли относиться практически любые элементы материальной культуры викингов. Некоторые из этих предметов клали в костер еще целыми, другие (по неизвестным причинам) предварительно ломали. Все эти вещи затем находили свое место (или не находили, если так было задумано) в окончательной могиле. Так же как останки людей и животных, их извлекали из пепла, очищали, иногда переламывали и сгибали причудливым образом, а затем использовали в ритуалах, от которых археологи находят только окончательный результат. Кроме того, не сгоревшие предметы могли засыпать землей вместе с остатками костра — еще одна стадия обряда, столь же неясная для нас. Недавнее исследование шведских захоронений показало, что иногда в пепел погребального костра с неизвестными целями клали целые птичьи яйца. Как минимум часть из них — яйца воронов, что, возможно, подразумевало связь с богом Одином (эти птицы считались воплощением его мыслей и разума).

Почему некоторые люди эпохи викингов предпочитали не сжигать своих мертвецов, а хоронить их в земле, неизвестно. Этот обычай более или менее распространен во всей Скандинавии, хотя в некоторых местах и в некоторые периоды времени таких случаев становилось больше. Возможно, для одних это был эмоциональный, почти инстинктивный выбор, а для других в этом имелся какой-то духовный подтекст. В сагах встречаются упоминания о том, что покойники «живут» в своих могилах — например, в «Саге о Ньяле» есть замечательный эпизод, где люди, идущие ночью мимо погребального кургана, обнаруживают, что он почему-то открыт, а внутри сидит его мертвый обитатель, весело поет и смотрит на луну.

В упомянутой выше эддической поэме «Пробуждение Ангантюра» рассказывается о путешествии его дочери на остров Самсе (на равном расстоянии от датских островов Ютландия, Зеландия и Фюн), представленный как странное промежуточное пространство, принадлежащее мертвым. Образ Хервёр — один из самых впечатляющих и превосходно прописанных образов дев-воительниц во всей древнескандинавской литературе. Она ищет могилу отца, чтобы забрать его зачарованный меч Тюрфинг, умеющий наносить только смертельные раны, и использовать его как инструмент мести. Поэму сложно понять, не говоря уже о том, чтобы ее датировать. Она не входит в традиционный эддический корпус, хотя явно написана в том же стиле, и поэтому ее иногда включают в другие сборники. В ней мы находим примечательные данные об отношении к погребению и о природе жизни «под корнями деревьев», как выражается героиня, — этот текст заслуживает того, чтобы уделить ему немного нашего времени.

Остров предстает в поэме как жуткое пограничное пространство, каким-то образом одновременно принадлежащее и нашему, и иному миру. Ночью здесь открываются врата между мирами, объятые пламенем. Пастух, провожающий Хервёр к могилам, явно напуган.

Пастух сказал:
Мне кажется, глуп,
кто станет бродить
здесь в одиночку
в темные ночи;
вздымается пламя,
курганы открыты,
горят топь и твердь,
уходим скорее!

Хервёр сказала:

Испугать не надейся
сопеньем таким,
пусть даже по острову
огни загораются;
не устрашают
нимало нас
подобные воины,
вступим в переговоры[27]

Решительно настроенная довести свою миссию до конца и «побеседовать» с покойными, Хервёр проходит сквозь туман, пламя и дым, мимо мертвецов, стоящих во плоти у своих могил, к кургану отца, похороненного вместе со своими телохранителями-берсерками — воинами, выходившими биться в состоянии экстатической ярости:

Хервард и Хьёрвард,
Храни и Ангантюр,
бужу я вас всех
под корнями деревьев,
в шлеме, кольчуге,
с острым мечом,
щитом и сбруей,
копьем окровавленным.
Совсем рассыпались
сыны Арнгрима,
потомки зловредные,
в горстку праха.