История викингов. Дети Ясеня и Вяза

Farit hefi ek blóðgum brandi
svá at mér benþiðurr fylgði,
ok gjallanda geiri;
gangr var harðr af víkingum.
Gjǫrðum reiðir róstu,
rann eldr of sjǫt manna,
ek lét blóðga búka
í borghliðum soefask.

Я с мечом кровавым

И копьем звенящим
Странствовал немало,
Ворон мчался следом.
Грозен натиск викингов.
Пламя жгло жилища.
В городских воротах
Яростно я дрался[30].

В последние десятилетия VIII века сингулярность постепенно складывалась из пересекающихся комплексных тенденций, уже существовавших внутри скандинавского общества и возникающих в результате его взаимодействия с остальным миром. Не было какого-то одного события или фактора, положившего начало эпохе викингов и запустившего все сопутствующие процессы, — этих факторов и событий было много, и они действовали в совокупности. Пытаясь понять, что собой представляли все эти компоненты и каким образом их сочетание породило масштабную драму насилия, не следует ни на миг забывать об их многочисленности и комплексном характере.

И наконец, важно отметить, что в основе этого лежал экспорт тенденций и закономерностей, которые уже существовали внутри Скандинавии на протяжении веков — от конца периода Великого переселения народов до кануна эпохи викингов. Международные контакты и взаимодействия с давних пор составляли часть этого культурного пакета. На самом деле появление викингов не было для жителей других стран полной неожиданностью — на горизонте Северного моря вовсе не возникли из ниоткуда незнакомые варварские паруса. Жертвы скандинавов много раз встречали их раньше, но как торговцев, а не как грабителей. Неожиданным было насилие, а не сам факт встречи.

В VIII веке конфликты, повсеместно распространившиеся в мелких королевствах Скандинавии ближе к концу железного века, окончательно дестабилизировали ситуацию, особенно вдоль норвежского побережья. Напряжение возросло до такой степени, что для его разрешения потребовалась более обширная сцена. Нетрудно увидеть, какую выгоду приносили поиски богатств за западными морями — эти походы можно было использовать для расширения дружины, привлекая людей обещанием награды. Свою роль играли экономические стимулы: норвежские морские конунги и их собратья из Дании и балтийской Швеции преследовали собственные коммерческие интересы и, обращая взгляды на запад и на восток, видели возможность расширения активной внешней торговли. К этому следует добавить социальное давление: практика многоженства привела к появлению непривилегированного класса молодых людей, не имеющих никаких прав на законное наследство и минимальные перспективы вступления в брак. Но одно-два лета, проведенные в разбойных морских походах, давали им массу возможностей изменить качество жизни. Наконец, было еще традиционное скандинавское мировоззрение и его воинственный аспект, выразившийся в нападении на христианские культуры, которые, в свою очередь, тоже вполне серьезно стремились к его уничтожению.

Но прежде чем приступить к изучению этих глубинных причин в следующих главах, необходимо понять их следствия.

Рассматривая события ранней эпохи викингов в отрыве от более масштабных и длительных процессов, легко поддаться, образно выражаясь, диктатуре письменных источников. Более или менее современные тексты, такие как «Англосаксонская хроника», дают нам удобные летописные сводки, четко указывающие, что и когда произошло (например, набег на Линдисфарн — в 793 году). Поэтому, несмотря на всю критику и сомнение в достоверности отдельных деталей, неудивительно, что эти летописи всегда были в центре внимания ученых.

Однако самые ранние доказательства набегов викингов мы находим вовсе не в текстовых, а в археологических источниках. И, что особенно важно, они не только на 40 лет опережают нападение на Линдисфарн, но и происходят не с запада и Британских островов, а с востока — с Балтийского моря.