История Византии

Балдуин, разбуженный шумом и криками, понял, что надо спасаться бегством. Добравшись до небольшой бухты Вуколеон, он сел на венецианское торговое судно и отплыл к острову Эвбее, находившемуся в руках латинян.

А в это время Алексей и его войско предали огню весь венецианский квартал, так что морякам, вернувшимся с Дафнусия и обнаружившим, что их дома уничтожены, а их семьи пребывают в ужасе, столпившись на пристани, не оставалось ничего иного, кроме как возвращаться назад в Венецию. Среди оставшихся франков – общим числом около 1000 человек – распространилась настоящая паника: одни попрятались; другие бежали в монастыри; несколько человек даже укрылось в сточных трубах, но резни не было. Постепенно они вышли из своих убежищ и направились к гавани, где их ожидали 30 венецианских судов. Эти корабли также отплыли к Эвбее.

Император Михаил находился за две сотни миль от происходящих событий – спал в своем лагере, разбитом под анатолийским городом Метеорием, – когда прибыли посланцы Алексея Стратегопула. Сестра Евлогия разбудила императора и сообщила ошеломляющую новость, но лишь когда ему были переданы оставленные Балдуином императорские регалии, он поверил ей. Михаил немедленно занялся подготовкой похода и 15 августа 1261 г. торжественно вступил в столицу.

Правитель вошел через Золотые ворота, перед ним несли великую икону Богоматери Одигитрии (Путеводительницы), написанную, как всем было известно, самим святым Лукой. Михаил пешком прошел традиционный путь через весь город – до самого собора Св. Софии, где патриарх Арсений отслужил вторую церемонию коронации. Однако на этот раз короновались только он и его жена; их сын – младенец Андроник был провозглашен наследником. Что касается Иоанна Ласкариса, десятилетнего соправителя Михаила, то он остался в Никее, начисто всеми проигнорированный и забытый. По прошествии четырех месяцев с небольшим, на Рождество, ему выкололи глаза. Это как раз совпало с одиннадцатым днем рождения Иоанна. Потом он был заключен в крепость на южном побережье Мраморного моря, где и оставался до смерти.

С самого начала Латинская империя Константинополя представляла собой уродливое явление. За пятьдесят семь лет существования она не достигла ничего путного и не поспособствовала ничему хорошему. После 1204 г. империи не удалось добиться ни одного территориального приобретения, и вскоре она начала сокращаться, так что в итоге ее границы оказались ужаты до ближайших окрестностей разрушенного и опустошенного города. Настоящим чудом следует признать то, что ей удалось просуществовать так долго. Из семерых ее правителей ни один не предпринял ни малейшей попытки понять менталитет своих греческих подданных, не говоря уже о том, чтобы выучить их язык. Между тем имперские рыцари начали постепенно возвращаться на Запад, союзники империи отвернулись от нее, казна опустела. А ее падение оказалось, пожалуй, еще более постыдным, чем существование, – империю одолела горстка солдат за одну ночь.

Но темное наследие, которое оставила после себя Латинская империя, повлияло на все христианские страны, а возможно, и на весь мир. Греческой империи так никогда уже более и не удалось восстановиться после того ущерба – как духовного, так и материального, – который был нанесен ей господством латинян. Наряду с красивейшими зданиями, превращенными в булыжники, и чудеснейшими произведениями искусства навсегда оказалось утрачено и особое состояние духа Византии, ее национальное самосознание. До завоевания крестоносцами Византия являлась единой и неделимой, ею правил один василевс, равноапостольное лицо. Теперь с единством было покончено. Появились императоры Трапезунда, которые продолжали упорно цепляться за свою независимость на узкой прибрежной полосе у Черного моря. Появились деспоты Эпира, всегда готовые приветить врагов Константинополя. Однако греческая империя, пребывая в таком фрагментированном состоянии, все-таки продолжала оставаться последним великим восточным бастионом христианства на пути исламского нашествия.

Но и христианский мир также изменился. Давно уже разделенный, теперь он поляризовался. На протяжении столетий до и после церковного раскола расхождения между Римом и Константинополем были в основном теологическими. После разграбления византийской столицы суть дела изменилась. По мнению греков, варвары, осквернявшие их алтари, грабившие их дома и насиловавшие их женщин, не могли уже считаться христианами в каком бы то ни было смысле. Последующие попытки принудить византийцев к союзу с Западом являлись совершенно безнадежными просто потому, что любой альтернативный вариант представлялся грекам более предпочтительным, нежели подчинение Риму. «Лучше султанский тюрбан, чем кардинальская шляпа», – обычно говорили они, и ничуть не кривили при этом душой.

24 Анжуйская угроза (1261–1282)