Незадолго до полуночи 3 мая венецианская бригантина отплыла из Константинополя – с турецким флагом на борту и экипажем из 12 добровольцев, переодетых в турецкую форму, – и миновала заградительный плавучий бон. В ночь на 23 мая бригантина вернулась. Капитан немедленно испросил аудиенции у императора и Минотто и сообщил, что в течение трех недель прочесывал Эгейское море, но следов обещанной экспедиции так и не обнаружил. Тогда капитан созвал собрание экипажа. Один из моряков предложил вернуться в Венецию, но его заглушили громкие крики: надо сообщить обо всем императору, как было обещано. И моряки вернулись, хорошо осознавая, что навряд ли им суждено покинуть город живыми. Константин поблагодарил каждого из них лично, голос василевса дрожал от душивших его слез.
К этому времени начали появляться знамения. 22 мая было лунное затмение. День или два спустя, когда самую чтимую икону Божьей Матери провозили по улицам, обращаясь к ее заступничеству, образ соскользнул с платформы, на которой его везли. Когда прошли еще несколько сотен ярдов, началась жесточайшая гроза, заставившая всю процессию разойтись. На следующее утро город оказался окутан туманом, который в конце мая здесь никогда не наблюдали. Той же ночью на куполе собора Св. Софии появилось таинственное красное свечение, которое медленно переходило от основания к вершине и затем погасло. Этот последний феномен наблюдали также и турки в Галате. Сам Мехмед ощутил сильную тревогу, но его успокоили астрологи, объяснив сие явление – в том смысле, что вскоре храм освятит Истинная Вера. Для византийцев суть всех этих знамений была однозначна: Божий Дух покинул их город.
В очередной раз советники Константина стали умолять его покинуть столицу, чтобы возглавить византийское правительство в изгнании в Морее, пока у василевса не появится возможность отвоевать город – как Михаил Палеолог два столетия назад. Обессиленный император чувствовал, как у него убывает энергия даже во время этого разговора. Но через некоторое время Константин ощутил новый прилив сил и сказал решительное «нет». Это был его город, и это был его народ. Он не мог покинуть их в такую минуту.
26 мая султан собрал военный совет и заявил, что осада продолжалась достаточно долго, пришло время для окончательного штурма. На следующий день следовало осуществлять надлежащие приготовления, через день – отдыхать и молиться. Атака должна была начаться рано утром во вторник, 29 мая. Не предпринималось никаких попыток скрыть этот план от обороняющихся. В течение следующих тридцати шести часов подготовительные работы продолжались безостановочно. Ночью были зажжены огромные факелы, чтобы помочь солдатам в работе, барабаны и трубы воодушевляли их на проявление еще больших усилий. На рассвете 28 мая все стихло. Пока турецкие воины готовились к завтрашнему дню, Мехмед отправился с инспекционной поездкой, продолжавшейся целый день; вернулся он только поздно вечером – теперь настал его черед отдыхать.
В Константинополе в этот последний понедельник в истории империи все ссоры и разногласия были забыты. Работы на стенах города продолжались как обычно, но большинство жителей собрались для последней коллективной молитвы. Когда зазвонили колокола, были вынесены из домов и церквей самые чтимые иконы и самые драгоценные реликвии – стихийно образовалась длинная процессия, прошедшая по улицам и вдоль городских стен, останавливаясь для особых молитв в тех местах, которые, как ожидалось, на следующий день артиллерия султана подвергнет наиболее ожесточенному обстрелу.
Когда шествие закончилось, император в последний раз созвал военачальников. Сначала Константин обратился к своим греческим подданным; сказав им, что существуют четыре вещи, за которые человек может умереть: его вера, его страна, его семья и его правитель. Сейчас они должны быть готовы отдать свои жизни за все четыре. Он тоже готов пожертвовать собственной жизнью. Обратившись к итальянцам, Константин поблагодарил их за все, что они сделали, и заверил в своей искренней любви и полном доверии. Теперь итальянцы и греки, по его словам, представляли собой единый народ, с Божьей помощью они победят.
Начинало смеркаться. Со всех концов города люди направлялись к собору Св. Софии. В последние пять месяцев греки преимущественно избегали посещать этот храм, считая его оскверненным латинскими установлениями, которые ни один честный византиец не может принять. Теперь же все литургические расхождения были забыты. Собор Св. Софии являлся подлинным духовным центром Византии – каким не могла быть ни одна другая церковь. В этот момент наивысшей опасности идти больше было некуда.