Та вечерняя служба, которой суждено было стать последней в великом соборе, оказалась также и самой впечатляющей. Защитники города, несшие дежурство по периметру стен, не покинули и сейчас свои посты, но практически все остальные мужчины, женщины и дети заполнили собор Св. Софии, чтобы принять причастие и помолиться об избавлении от великой напасти. Служба все еще шла, когда появился император. Сначала он поочередно попросил прощения за свои грехи у всех присутствовавших епископов, как католических, так и православных, после чего принял причастие. Затем, много позднее, когда все свечи – кроме нескольких постоянно горящих – были погашены и великий собор погрузился в темноту, Константин некоторое время молился в одиночестве. Потом он вернулся во Влахернский дворец, чтобы попрощаться со своими домочадцами. Ближе к полуночи в сопровождении Сфрандзи Константин в последний раз проехал вдоль сухопутных стен, чтобы удостовериться в том, что все готово к защите города.
В полвторого ночи Мехмед подал сигнал. В одно мгновение тишина была взорвана. Звуки труб и бой барабанов в сочетании со страшным боевым кличем турок создавали такой шум, что он мог пробудить и мертвых. Сразу же начали звонить церковные колокола – это было оповещение всего города о том, что началась финальная битва.
Султан знал: чтобы взять город, не следует давать его защитникам никакой передышки. Сначала он направил вперед иррегулярные войска, башибузуков. Плохо вооруженные и по большей части необученные, они не обладали особой стойкостью, но их первоначальный бешеный натиск действительно мог навести ужас на кого угодно. В течение двух часов они непрерывно бросались на стены – но безрезультатно. Когда было уже почти четыре утра, двинулись вперед анатолийские турки, превосходно подготовленные и исключительно дисциплинированные. Они были уже на волосок от того, чтобы прорваться в город, но его защитники, возглавляемые самим императором, сомкнули вокруг них свои ряды и перебили огромное количество турок, а оставшихся в живых отбросили назад за ров. Султан, по своему обыкновению, пришел в ярость, но на самом деле он не был чрезмерно обеспокоен. Победного штурма Мехмед ожидал не от анатолийцев, а от элитного отряда янычар, и именно его он бросил теперь в пекло сражения.
У христиан не было времени прийти в себя, прежде чем начался третий вал атак. В безукоризненно четком, безжалостном ритме – вселявшем ужас в сердца всех, кто наблюдал за этим маршем, – первоклассные войска Османской империи продвигались по равнине. Строй рядов янычар не нарушал даже град снарядов, обрушившийся на них с крепостных стен. Оглушительная военная музыка, поддерживавшая четкость действий османов, сама в каком-то смысле являлась оружием. Наступление шло волнами; атакующие турецкие бойцы бросались на укрепления, забрасывали на них штурмовые лестницы и затем, по команде, без всякой суеты и сумятицы, уступали место следующей ударной волне, а сами в это время передыхали, ожидая, когда вновь подойдет их очередь. Для обороняющихся же никакого отдыха быть не могло, а сражение продолжалось уже почти шесть часов.
И тут произошло катастрофическое событие. Вскоре после того как рассвело, стрела арбалета попала в Джованни Лонго – проткнув нагрудник кирасы, пробила грудную клетку. Испытывая мучительную боль, он уже не мог стоять на ногах; его понесли к генуэзскому судну, находившемуся в гавани. Увидев, что их предводителя уносят с поля боя через городские ворота, генуэзцы хлынули через них вслед за Лонго, в большинстве своем полагая, что битва проиграна.
Султан, заметив панику в рядах противника, сразу же направил в атаку новый отряд янычар. Вскоре грекам пришлось отступить к внутренней стене. Оказавшись зажатыми между двумя фортификационными стенами, они стали легкой добычей для наступавших турок. Множество греков было убито, буквально не сходя с места.
В этот момент все увидели, что над башней, стоявшей несколько севернее, развевается турецкий флаг. Примерно час назад находившийся в дозоре иррегулярный турецкий отряд обнаружил небольшую замаскированную дверь в основании башни. Это была калитка для вылазок, известная как Керкопорта, – некоторое время назад, используя ее, генуэзцы совершили ряд удачных рейдов в турецкий лагерь. Башибузукам удалось взломать дверь, и затем они поднялись на самый верх башни, где, воспользовавшись замешательством греков, подняли свое знамя. Так что можно с уверенностью сказать, что первыми вошли в город башибузуки, а не янычары. Теперь же все отряды хлынули в Константинополь, и василевс, скинув императорские регалии, бросился в то место, где шла самая горячая схватка. Больше его никто не видел.