Источники сохранили интереснейший диалог между вождем прасинов и Юстинианом; происходивший публично, на ипподроме, ведшийся через императорского глашатая, это самый удивительный диалог между народом и императором, какой знает история. Жалобы на притеснения Калоподия, сперва почтительные, по мере того, как накалялась атмосфера в цирке, превратились в жестокие обвинения и оскорбления. Калоподия называли виновником гибели многих прасинов, безжалостным палачом. Прасины предъявили правительству целый перечень обид, нанесенных их партии. Прасины утверждали, что они лишены свободы, могут появляться в столице лишь как преступники, с позором возимые на спине осла; что всякий свободный гражданин, заподозренный в том, что он прасин, немедленно подвергается преследованию со стороны властей. Суды несправедливы к прасинам, их наказывают — без вины и оставляют без наказания преступников за убийство прасина. За короткий срок в квартале города Зевгме совершено несколько убийств прасинов. Все эти убийства — дело рук венетов, оставшихся безнаказанными.
Разгневанный император отверг все притязания прасинов и в свою очередь решил дискредитировать их в глазах масс, по большей части придерживавшихся православия. Он обвинил зеленых в том, что они — иудеи, манихеи, самаритяне. Это были страшные обвинения, которые могли повлечь за собой суровые кары. В ответ на угрозы императора прасины бросили тень на истинность его собственной веры, намекнув на то, что он — сторонник несторианства и признает существование в Христе двух ипостасей раздельно — божеской и человеческой. Своих же противников, венетов, они обвиняли в «эллинстве» (язычестве), еще распространенном среди высших классов. Вожди прасинов с их приверженностью к монофиситству не могли рассчитывать на сочувствие димотов даже своей факции, ибо большинство народа стояло за православие. Поэтому они обвиняли императора в несторианстве, которое было непопулярно среди народных масс.
Страсти разгорелись до такой степени, что прасины назвали самого Юстиниана виновником всех этих преступлений. В гневе они кричали императору: «Лучше бы не родился твой отец Савватий, он не породил бы убийцу!»
Венеты отрицали свою причастность к убийствам прасинов и пока еще сохраняли относительное спокойствие. Император, услыхав оскорбления уже по своему адресу, стал угрожать зачинщикам прасинов казнью. С криком «Да будут брошены на живодерню кости зрителей!» зеленые с шумом покинули цирк, нанеся тем самым неслыханное оскорбление императору[616]
.Необычайный диалог прасинов и Юстиниана проливает свет на причины недовольства зеленых: они требовали политической свободы для своей партии, законного суда, защиты от покушений со стороны венетов, ограничения произвола властей, наказания ненавистного им более всех спафария Калоподия. Но в этом диалоге уже звучат угрозы по адресу самой верховной власти — грозные предвестники готовящейся бури. Политическая борьба партий начинает приобретать антиправительственный характер. Религиозные споры используются обеими сторонами для дискредитации своих противников в глазах народа.
После происшедшей на ипподроме бурной сцены император удалился во дворец, приказав эпарху Константинополя Евдемону произвести аресты и сурово наказать зачинщиков беспорядков. В тот же день вечером эпарх арестовал и бросил в темницу нескольких руководителей димов, участвовавших в столкновении на ипподроме, причем среди арестованных были как прасины, так и венеты.
Арест представителей обеих партий был произведен преднамеренно: Юстиниан хотел показать свое беспристрастное отношение к тем и другим, опровергнуть таким образом обвинения прасинов в его пристрастии к венетам и продемонстрировать народу, что он стоит выше борьбы партий. Однако этот политический ход принес результаты обратные тем, которых ожидало византийское правительство. По единодушному мнению хронистов, одновременный арест прасинов и венетов привел к сближению димотов обеих партий[617]
. Трое арестованных были приговорены к смертной казни. Во время повешения один умер сразу, а двое дважды срывались с виселицы. Один из них был прасин, другой — венет. Собравшаяся на месте казни огромная толпа народа, уже до того крайне раздраженная действиями эпарха города, увидев, что осужденные живы, стала кричать: «Этих в церковь!», — требуя, чтобы по древнему обычаю им предоставили убежище в храме и затем помиловали. Услышав крики, монахи монастыря св. Конона забрали сорвавшихся с виселицы, посадили в ладью и укрыли в церкви св. Лаврентия, обладавшей правом церковного убежища[618]. Константинопольский эпарх Евдемон, узнав об этом, тотчас послал своих солдат стеречь здесь преступников. Монахи активно вмешались в события и помогли народу спасти участников выступления против императора. Возможно среди них были бедные монахи, близкие к народу и сочувствовавшие гонимым. Кроме того, монахи хотели лишний раз показать значение церковного убежища и таким путем воздействовать на народные массы.