Как бы там ни было, но Пётр поступил двояко: с одной стороны, он «за глаза» ругал приказ императора (но так, что об этом «тайном» непослушании скоро узнали многие), но публично лично приехал в солдатский лагерь и объявил свой приказ по армии остаться на зимовку. Среди легионеров поднялось ужасное волнение, а Пётр вместо того, чтобы попытаться смягчить гнев войска, со своими ближними офицерами спешно убежал в Константинополь. По существу, он оставил армию без командования на чужой, враждебной земле; рядом с солдатами не осталось никакого авторитетного командира из числа победоносных военачальников, приписанных к войску. И тогда войско подняло на щит смутьяна и узурпатора сотника Фоку и объявило его своим вождём. С ним мы уже встречались во время недавнего прибытия в столицу солдатской делегации по делу Коменциола[518]
.Надо сказать, в такой ситуации это было самое естественное и легко угадываемое решение придунайской армии, за которым последовали и не менее естественные действия людей, поднявших бунт и хорошо понимавших,
Получив известие о том, император не предпринял никаких ответных шагов, будто опасности не было вовсе. Вместо организации обороны от мятежников царь давал ристания народу — видимо, он уже ощутил себя в Руке Божьей и терпеливо ждал часа расплаты за свой отмоленный грех. Когда стало известно, что Фока находится уже неподалеку от столицы, св. Маврикий направил к нему послов, но мятежники не приняли их[519]
. В это же время его сыну Феодосию, отдыхавшему в имении в 20 км от Константинополя, пришло послание Фоки, в котором глава мятежной армии предлагал царевичу принять на себя верховную власть или передать её Герману, поскольку армияСловно общая слепота овладела всеми, включая самого царя. Целое войско шло к столице, но никто не противостоял мятежникам. Напротив, Фоку приветствовали восторженными криками, будто ждали от него избавления от бед, нахлынувших на Римскую империю. В этих условиях св. Маврикий перестал доверять самым близким людям, включая Германа, поспешно обвинённого в измене и бежавшего от явной смерти, а константинопольцы с нетерпением ожидали подхода армии Фоки, всячески понося императора бранными словами. Потеряв самообладание, император решил покинуть столицу и спастись бегством. Сняв царские одежды, он и его семья погрузились на корабль, но на море была буря (стоял ноябрь месяц), и им с большим трудом удалось пристать к пристани около города Пренета, близ храма мученика Автонома. Истрёпанный бурей, св. Маврикий окончательно занемог — его мучила подагра, и попытался использовать последний шанс, чтобы спасти хотя бы сына. Феодосия он направил к персидскому царю Хосрову, своему названному сыну, но по дороге царевича, который был уже в Никее, неожиданно настиг приказ отца вернуться обратно.
Тем временем в столице разыгрались настоящие страсти по опустевшему трону. Герман, чудесным образом спасший свою жизнь, решил попытать счастья и занять царский престол, но прасины не поддержали его и выдвинули кандидатуру Фоки, которого все ждали, как лучшего преемника недостойного, как казалось тогда
После этого судьба несчастного императора св. Маврикия была решена. Мстительный и злопамятный Фока не желал сохранять ему жизнь и отдал приказ умертвить святое семейство, который привёл в исполнение его близкий поверенный Лилий. Святого Маврикия, его жену и детей привезли в Халкидон, где им публично отсекли головы. Как гласит предание, одна благочестивая женщина решила подменить маленького царского сына своим ребёнком, но св. Маврикий не позволил этого сделать. Для прибавления мучений отцу, сначала отрубили головы его сыновьям — св. Маврикий стоял на коленях и молился Богу со словами: «Праведен еси, Господи, и прав суд Твой!». Потом настал и его смертный час[521]
.