История Византийских императоров. От Василия I Македонянина до Михаила VI Стратиотика

12 ноября 1028 г. состоялось венчание Романа с принцессой Зоей. И в этот же день он был провозглашен новым василевсом Византийской империи Романом III. А 15 ноября 1028 г. император Константин VIII скончался, даже не предполагая, сколь быстротечным окажется организованный им брачный союз и к каким «смутным временам» приведет Византию открывшаяся в Зое любовная страсть к молодым мужчинам.

LI. Император Роман III Аргир (1028–1034)

Глава 1. Новый «Марк Аврелий»

Однако, как показали уже первые дни царствования Романа III Аргира, выбор Константина VIII едва ли можно назвать удачным. Все современники отмечали, что новый император отличался крайним тщеславием и самомнением. Внешне он во всем походил на царя: его выделяли из толпы изящество манер, прекрасный голос, высокий рост и истинно царская наружность, но, к сожалению, содержание много отличалось от формы. Внезапная слава, почившая на челе Аргира вместе с царским венцом, разбудила его воображение, и Роман III почему-то решил, что должен войти в ряд таких прославленных императоров, как Август, Траян, Марк Аврелий, св. Юстиниан I Великий, и навечно обессмертить свое имя. Эта навязчивая идея бросала Аргира от одной деятельности к другой, внося хаос и смятение в устоявшиеся основы византийской жизни, — хрестоматийный пример человека, получившего больше того, чем для него рассчитала природа.

Как человек образованный, хотя и неглубоко, он задался целью возродить литературу и науку. Нередко, сняв царскую одежду и облачившись в философскую мантию, василевс вел диалоги с учеными мужами. Попутно, посчитав себя опытным богословом, Роман III возмечтал воссоединить Армянскую церковь с Кафолической Церковью. Он смело ринулся в исследование тонких богословских вопросов, ревнуя к славе св. Юстиниана I Великого, однако вскоре охладел к теологии, оставив свои «исследования» неоконченными[729].

Попутно Аргир пожелал прослыть победоносным полководцем, и какое-то время тщательно изучал военную теорию. По натуре кроткий и тихий, он напускал на себя воинственный пыл и грозился разгромить всех врагов Римской империи на Западе и Востоке. Когда же чуть позднее выяснилось, что военные таланты царя — фикция, а богословие не нуждается в его исследованиях, Аргир открыл для себя новую сферу применения горячечной фантазии. Как всегда цельно и энергично, но по обыкновению довольно бестолково, император ринулся в пучину финансового и государственного управления, воображая, что его истинное призвание — мирная деятельность. К сожалению, как мы увидим, василевс заблуждался и на этот счет[730].

Выбирая поле будущих сражений, Роман III пришел к выводу, что победа над «варварами»-германцами, но все же христианами, не принесет ему славы. Поэтому остановил свой выбор на Востоке, где многие православные земли Римской империи все еще находились под игом мусульман. Император собрал громадное войско, присоединил к нему союзников и наемников и рьяно принялся обучать его, изобретая новые боевые порядки. А попутно отдал приказ своим военачальникам начать военные действия[731].

В октябре 1029 г. евнух Спондила, поставленный стратигом Антиохии еще при императоре Константине VIII, попытался, на свою беду, продемонстрировать силу римского оружия соседям-арабам, но потерпел поражение. Вслед за этим эмиры Алеппо и Триполи овладели инициативой и захватили крепость Меник, расположенную в непосредственной близости от Антиохии. Царь заменил Спондила своим зятем Константином Карантином, а затем неожиданно решил возглавить поход на сарацин.

Следует сказать, что вековой противник Византии в это время по-прежнему пребывал в состоянии медленного, но верного разложения. В это время в Багдаде правил халиф аль-Каим-Биамриллах (1031–1075), матерью которого была армянка-невольница. Грамотный и благочестивый, он, увы, как и его предшественники, являлся заложником Буидов[732]. Халифа лишь терпели, и повелитель правоверных жил довольно скромно, порой не имея самого необходимого для жизни. Число шиитов тем временем в Багдаде резко выросло; дошло даже до того, что один из них едва не занял пост главы сунитских кадиев. Затем шииты получили собственного духовного главу — накиба («настоятеля»). И теперь две враждебные партии открыто противостояли друг другу.