Сослав Евфимия в Агафонов монастырь, патриарх Николай затеял масштабную чистку в рядах священнослужителей с целью удалить из них всех епископов и священников, питавших симпатию к фракции Игнатия. Неизвестно, как, по его мнению, должна была функционировать после такого радикального вмешательства церковь, в которой только епископство на две трети состояло из сторонников Игнатия; однако те, кого он хотел изгнать, наотрез отказались покидать свои посты. Арефа Кесарийский заявил, что оставит свою епархию, только если к нему применят силу; многие последовали его примеру. Тем временем несколько епископов-фотианцев, пытавшихся избавиться от своих священников-игнатианцев, обнаружили, что их дворцы осаждает мятежная паства. Когда патриарх в панике отозвал свои приказы, всего четыре епископа приняли свою отставку.
К этому времени император Александр умер. Говорят, что он потерял сознание во время языческих жертвоприношений в Ипподроме (в числе которых, надо полагать, было и жертвоприношение вепрю в надежде излечиться от импотенции). Он умер через два дня, 6 июня 913 года. Его мозаичный портрет в северной галерее Святой Софии несомненно был сделан при жизни, так как после его смерти подданные желали лишь одного – забыть о нем. Тем временем его невестка Зоя прорвалась во дворец, отчаянно тревожась за судьбу своего сына Константина. Ей было известно, что Александр планировал его кастрировать, а с возвращением патриарха ее тревога лишь усилилась. Николай так и не принял исключительное разрешение на брак императора, выданное его врагом Евфимием, и Зоя знала, что он сделает все возможное, чтобы не дать Константину взойти на трон. Она намеревалась решительно помешать Николаю, и ее подозрения выглядели вполне обоснованными: у патриарха и в самом деле был альтернативный кандидат на престол. Константин Дука, доместик схол[50]
, сын предателя Андроника, не питал никакой лояльности к Македонской династии. Он мог полагаться на поддержку большой части армии и имел связи с большинством главных аристократических семейств, и если бы он предпринял попытку переворота, то его шансы на успех были бы высоки. Он уже некоторое время вел с Николаем тайную переписку, и они лишь ждали подходящего времени.Зоя все еще добивалась восстановления своего прежнего положения, когда умирающий император пришел в себя в достаточной степени, чтобы назначить преемника, которым он назвал Константина. К несчастью, он также назначил регентский совет во главе с Николаем, а Зою в него вообще не включили. Она выразила горячий протест: никогда еще в истории Византии матери императора и коронованной августе не отказывали в участии в подобном совете. Николай, впрочем, знал, что не может рисковать. Первое, что он сделал в качестве регента, – приказал арестовать Зою, обрить и отправить в отдаленный монастырь. Ее лишили даже имени – она стала известна лишь как сестра Анна. В то время ее семилетний сын был единственным императором, однако как долго он останется в живых при регенте, отказывавшем ему в законном праве на престол? Первая угроза появилась всего через несколько дней после восшествия мальчика на престол: Константин Дука попытался совершить переворот. Выступив из своего фракийского лагеря, он подошел к городу ночью, ожидая, что ему откроют ворота; однако заранее предупрежденный магистр Иоанн Эладас ждал его с вооруженным отрядом. В стычке несколько людей Дуки были убиты, а когда сам он решил бежать, его лошадь поскользнулась на мокрой мостовой. Он рухнул на землю, и один из защитников города убил его. Патриарх, немедленно объявивший о том, что никак не связан с заговором, устроил настоящий террор против тех, кто хотя бы подозревался в соучастии. Целые группы людей массово убивали, других подвергали порке или ослеплению. Лишь когда сам регентский совет стал протестовать против бесконечного кровопролития, патриарх неохотно потребовал его остановить.
Всего через два месяца после фиаско Дуки у стен Константинополя появился Симеон во главе такой огромной армии, что, встав лагерем, она растянулась на все четыре мили (6,4 км) вдоль городских стен от Мраморного моря до Золотого Рога. Однако здесь Симеон обнаружил то, что до него уже выяснил его прапрадед Крум: городские укрепления неприступны. Отступать он не стал. Угроза блокады в сочетании с систематическим опустошением прилегающих к городу земель все же могла дать Симеону возможность договориться о выгодных условиях, не потеряв при этом людей. Из дворца в Евдоме он отправил к регентскому совету посланников, объявивших, что он готов начать переговоры. Николай с радостью согласился – война почти наверняка привела бы к отделению болгарской церкви, все еще остававшейся частью его патриархата, и могла толкнуть ее обратно к Риму. Он нанес Симеону тайный визит в Евдоме; в беседе болгарский царь настаивал лишь на получении неуплаченной дани и на том, чтобы юный Константин взял в жены одну из его дочерей. После этого, нагруженный дарами, Симеон вернулся домой.