История Византийской империи. От основания Константинополя до крушения государства

Говорят, что Роман, узнав об ослеплении, пришел в ярость. Льва Фоку, впрочем, отныне можно было списывать со счетов; гораздо более серьезной задачей для Романа была расчистка пути к трону, и достичь этой цели можно было лишь через устранение притязаний Константина. Для этого при активном содействии патриарха летом 920 года в Константинополе созвали официальный синод. 9 июля он опубликовал окончательно пересмотренное церковное право в отношении бракосочетания. Опубликованный закон гласил, что четвертый брак строго воспрещается и наказывается отлучением от церкви до тех пор, пока человек полностью не отречется от своего супруга. Этот указ не имел обратной силы, однако два последних брака Льва VI осуждались в самых сильных выражениях, а законнорожденность его сына принималась лишь неохотно и из снисхождения. Всего месяц спустя Роман обвинил Зою в попытке отравить его, и этого оказалось достаточно, чтобы раз и навсегда решить ее судьбу. Ее снова обрили, ей опять пришлось надеть ненавистное грубое монашеское платье, и второй раз огромные двери монастыря Святой Евфимии захлопнулись за принужденной к монашеству сестрой Анной.

Оставался лишь один противник – учитель Константина Феодор, который сыграл ключевую роль в приходе Романа к власти, но затем увидел, что его интриги поставили Константина именно в то положение, которого он больше всего хотел избежать, так как Роман показал себя столь же своекорыстным, как и Лев Фока. Отношение Феодора к Роману резко переменилось, и Роман вскоре понял, что бывший сообщник стал его врагом. Феодора арестовали по обвинению в заговоре и выслали на родину, в Северо-Восточную Анатолию. С его отъездом Константин лишился последнего настоящего друга. Отныне он был всего лишь пешкой в руках тестя, которого через несколько дней после своего пятнадцатилетия покорно назначил кесарем. Прошло чуть меньше трех месяцев, и 17 декабря 920 года он поставил высшую точку в поразительной карьере Романа Лакапина, возложив на его голову императорскую диадему. Конечно, формально Константин оставался старшим из правителей, но всего через год именно портрет Романа стал появляться на почетном месте на монетах. Большинству подданных отречение юного Багрянородного от престола казалось лишь вопросом времени.

До нас дошло слишком мало сведений о раннем периоде правления Романа Лакапина, или, как мы теперь должны его называть, императора Романа I. Его отец, известный современникам как Феофилакт Авастакт («Невыносимый»), был армянским крестьянином, которому однажды довелось спасти Василия I от сарацин. Этим он заслужил место в императорской охране, но предоставил сыну самостоятельно пробивать дорогу в жизни. Роман родился примерно в 870 году; он поступил на императорскую службу, и, вероятно, ему было немного за тридцать, когда его назначили стратигом Самианской фемы. В 912 году он сменил Гимерия на посту друнгария (командующего военным флотом).

Ко времени восшествия на трон Романа Лакапина его жена Феодора родила по меньшей мере шестерых детей и успела подарить ему еще двоих, прежде чем умерла в 923 году. Из четырех их сыновей трое были коронованы как соправители к концу 924 года, а младший Феофилакт был евнухом, которого предполагалось сделать патриархом. Как и другой армянин Василий I, Роман явно намеревался основать династию. От своего предшественника он отличался относительной мягкостью характера. Роман I часто прибегал к обману и коварству, но не был жестоким или бесчеловечным. При жизни Константина Багрянородного для династии Лакапинов не могло быть долгосрочного будущего, а с учетом хрупкого здоровья мальчика его было легко отравить. Василий пошел бы на это без колебаний; Роман же, хоть и делал все возможное, чтобы сместить юного императора, никогда пальцем его не тронул.

Тем не менее детство Константина наверняка было несчастным: отец умер, мать поносили как наложницу и дважды изгнали, сам он постоянно сталкивался с обвинениями в незаконнорожденности и был вынужден молча терпеть постепенное удаление от него всех, кому он мог довериться. В огромной и, по сути, враждебной семье он рос одиноким, нежеланным и нелюбимым. К счастью, его физическая слабость компенсировалась живым умом и широким спектром художественных интересов: он был талантливым художником и отличался безграничной интеллектуальной любознательностью. Он часами изучал тонкости византийского придворного церемониала, и его обстоятельный труд на эту тему, De Ceremoniis Aulae Byzantinae[51], остается для нас самым ценным и авторитетным источником.