История Византийской империи. От основания Константинополя до крушения государства

Три прелата прибыли в Константинополь в начале апреля 1054 года. С самого начала все пошло не так. Во время визита к патриарху они немедленно оскорбились тем, как их приняли, и в гневе удалились, оставив ему письмо от папы. Керуларий с ним ознакомился и не только нашел его оскорбительным, но и заметил, что печати на нем повреждены. Он решил, что легаты – не только неучтивые, но и явно нечестные посланники. Он тотчас объявил, что отказывается признавать их легатский статус и больше не примет от них никаких сообщений.

К счастью для патриарха, вскоре после этого пришла весть о смерти папы римского. Гумберт и его коллеги были личными представителями папы, и его смерть лишала их любого официального статуса; однако их этот факт, похоже, совершенно не смущал: они остались в Константинополе и с каждым днем становились все высокомернее. В конце концов Гумберт потерял остатки терпения. В три часа пополудни в субботу 16 июля 1054 года, в присутствии всех священников, собравшихся для причастия, три бывших римских легата вошли в храм Святой Софии, подошли к главному алтарю, на который официально возложили священную буллу об отлучении патриарха от церкви. Сделав это, они вышли из храма, остановившись лишь для того, чтобы символически отряхнуть пыль со своих ног. Два дня спустя они уехали в Рим.

Вот так, если коротко, выглядела цепочка событий, которые привели к долгому расколу между восточной и западной церквами. Каким бы неизбежным ни был этот раскол, описанные события могли бы и не произойти. Чуть больше силы воли со стороны умирающего папы или императора-гедониста, чуть меньше нетерпимости со стороны узко мыслящего патриарха и упрямого кардинала, и положение можно было спасти. Последний удар нанесли не имевшие власти легаты умершего папы, представлявшие лишенную руководства церковь, так как нового понтифика еще не избрали. Обоюдные отлучения от церкви были направлены лично на нанесших оскорбление сановников, а не на сами церкви, которые они представляли; ни одно из этих отлучений не сочли тогда началом постоянного раскола. Формально этого и не произошло, так как за последующие столетия восточная церковь дважды признавала верховную власть Рима. Однако временная повязка может лишь прикрыть рану, но не излечить ее; рана, нанесенная христианской церкви 900 лет назад кардиналом Гумбертом и патриархом Керуларием, кровоточит и сегодня.

Несмотря на сменявшие друг друга катастрофы, которыми ознаменовалось правление Константина IX Мономаха, жизнь праздных классов столицы была более приятной, чем прежде. Император, при всех своих недостатках, обладал чувством стиля, активно поощрял искусства и науки и любил окружать себя образованными и способными людьми. Самым выдающимся из них был Михаил Пселл – историк, политик, философ, по общему признанию самый прославленный классический ученый своего времени (жаль, что при этом он был своекорыстным, самодовольным, лицемерным и ненадежным). Вместе с ним в ближний круг императора входили и другие интеллектуалы: его друг, юрист Иоанн Ксифилин, про которого говорили, что он держит в голове весь свод законов империи; его старый учитель, поэт и ученый Иоанн Мавропод; и главный министр Константин Лихуд. Во многом именно благодаря им в Византии середины XI века произошло культурное возрождение; именно они в 1045 году способствовали восстановлению Константинопольского университета. Первой их заботой был юридический факультет; Мавропод полностью его реформировал, а возглавил его Ксифилин, которого отныне именовали номофилаксом, «блюстителем закона». Курс на новом факультете философии, доверенном Пселлу, открывался античным тривиумом по грамматике, риторике и диалектике, далее следовал квадривиум по арифметике, геометрии, астрономии и музыке, после чего изучалась сама философия – окончательный синтез всех знаний. В течение нескольких лет университет снова прославился во всем христианском мире и даже за его пределами. В течение последних двух столетий в интеллектуальном мире доминировали скорее арабы, чем греки; теперь Византия вернула себе прежнюю репутацию и снова стала местом встречи для ученых Европы и Азии. Однако сильнее всего польза от этого ощущалась в самой империи: к концу правления Константина IX университет выпускал непрерывный поток высокообразованных молодых людей, которых можно было привлекать к работе на ответственных государственных постах. В последующие годы их знания стали необходимы как никогда.