История Византийской империи. От основания Константинополя до крушения государства

Окончательно помирившись, Иоанн и Мануил триумфально вернулись во Влахерны, однако за успех им пришлось заплатить: разъяренный султан на этот раз потребовал, чтобы Мануил немедленно присоединился к нему в военном походе, и отправил такое же требование Иоанну VII. Мануилу и Иоанну VII, несмотря на взаимную ненависть, оставалось лишь повиноваться; а осенью им пришлось подчиниться приказу Баязида и принять участие в осаде Филадельфии[94]. Таким образом, два императора напрямую способствовали захвату последней византийской крепости в Малой Азии, и из всех унижений, выпавших на долю гибнущей империи, это, конечно, стало самой большой иронией судьбы.

Иоанн V умер 16 февраля 1391 года в возрасте 58 лет. Он правил как василевс полвека без нескольких месяцев – это было самое долгое царствование во всей византийской истории. Оно оказалось по любым меркам слишком долгим. Мы можем осуждать его пассивную покорность туркам, но у него не было особого выбора. Сербия и Болгария исчезли, и из всех христианских врагов султана оставалась лишь Византия, но она была столь мала и деморализована, что в ней вряд ли можно было узнать некогда прославленную империю. И все же она не отказалась от борьбы и благодаря трем своим последним решительным императорам просуществовала еще шестьдесят лет и пала, сражаясь до конца.

28 Воззвание к Европе (1391–1448)

Мануил II показал свой характер в первые же дни после восшествия на престол. Когда до него дошла весть о смерти отца, он находился в заложниках у султана и вернулся с ним в его столицу в Прусе. Он отлично понимал, что существует большая опасность, что Баязид, будучи сюзереном Византии, может назначить василевсом Иоанна VII. Ночью 7 марта 1391 года Мануил выбрался из лагеря и тайно вернулся в Константинополь, где его встретили с большим воодушевлением. Внешне сорокалетний Мануил был истинным императором, и даже Баязид как-то раз заметил, что его императорское происхождение можно распознать по одной только осанке. Он обладал отменным здоровьем и энергичностью, и этим больше походил не на отца, а на деда, с которым разделял любовь к литературе и традиционную для византийцев страсть к богословию. При этом он оставался человеком действия; дважды, в 1371 и 1390 годах, он приходил на помощь своему отцу, который все больше утрачивал способность к действию, и оба раза добивался полного успеха. В более счастливые времена из него мог бы получиться великий правитель.

В нынешней же ситуации было мало места величию. Мануил оставался всего лишь вассалом султана, а тот пришел в негодование, когда Мануил взошел на трон неправомочно, и еще дважды подверг нового императора унижению: во-первых, велел выделить целый район Константинополя для турецких купцов, которые больше не подчинялись византийским законам (их дела регулировались мусульманским кади[95]); во-вторых, в мае 1390 года, всего через два месяца после воцарения Мануила, он призвал его обратно в Анатолию, чтобы тот принял участие в очередном военном походе, на этот раз на Черное море.

Император вернулся в Константинополь в середине января 1392 года, а 10 февраля взял себе жену. Ею стала Елена, дочь Константина Драгаша – сербского феодала и вассала султана. На следующий после бракосочетания день состоялась двойная коронация. Мануила уже короновали девятнадцать лет назад, однако он счел, что новая церемония, проведенная как можно более пышно и публично, станет лучшим средством для поднятия духа его подданных; кроме того, она напомнит им, что, несмотря на все унижения, которые ему, возможно, суждено перенести, он остается главным среди властителей христианского мира, равным апостолам, Божьим помазанником и наместником Господа на земле. Когда короны медленно опустили на головы императорской четы, было уже не так важно, что настоящие императорские знаки отличия находятся в залоге у венецианцев; что император, чью полубожественность так возвышенно восхваляли, всего месяц назад вернулся из военного похода, организованного мусульманским султаном; и что даже сейчас этот султан находится у ворот столицы.