Вскоре про игры забыли; толпа повалила из цирка, одержимая желанием крушить все вокруг. Первой ее целью стал дворец городского префекта, из которого они выпустили всех заключенных, а потом подожгли здание. Оттуда они направились в преторианскую префектуру, потом в здание сената и даже в две главные церкви – Святой Ирины и Святой Софии, оставляя за собой огненный след. К концу дня все эти здания и бесчисленное множество других построек лежали в руинах. Пять дней и пять ночей город застилал плотный дым. На второй день толпа вернулась в Ипподром и потребовала немедленной отставки Иоанна Каппадокийского, Трибониана и городского префекта Евдемона; это требование Юстиниан, уже всерьез встревоженный, сразу удовлетворил. К этому же времени мятежники нашли нового фаворита. Гипатий, пожилой племянник прежнего императора, изо всех сил старался скрыться, когда толпа начала выкликать его имя, однако его разыскали и понесли на плечах к Ипподрому, где его короновали, взяв у одного из зрителей золотое ожерелье, и усадили на трон. Тем временем во дворце отчаявшийся Юстиниан совещался со своими советниками. Он уже приказал начать приготовления к побегу из столицы вместе с двором, если возникнет такая необходимость, и теперь утверждал, что медлить больше нельзя. Внезапно вмешалась Феодора, сказав, что возможность побега нельзя рассматривать даже на секунду. Она продолжила:
Любой, кто рождается на белый свет, должен рано или поздно умереть; и как может император позволить себе стать беглецом? Никогда я по своей воле не сниму своих императорских одежд, и лучше я не доживу до того дня, когда ко мне больше не будут обращаться как к императрице. Если ты, мой господин, хочешь спасти свою шкуру, тебе это будет нетрудно. Что касается меня, то я поддержу древнее изречение: пурпурная мантия – лучший саван.
После таких слов не могло быть и речи об отъезде. Кризис решили преодолеть силой оружия. К счастью, два лучших военачальника империи находились во дворце. Первому, романизированному фракийцу Велизарию, было чуть больше двадцати лет; второй, Мунд, был уроженцем Иллирии, и при нем как раз находились значительные силы, состоявшие из скандинавских наемников. Оба военачальника тайно выбрались из дворца, собрали своих солдат и разными маршрутами двинулись к Ипподрому. Затем они внезапно появились в толпе, застав мятежников врасплох. Пощады не было никому: убивали без разбору и венетов, и прасинов. Тем временем начальник императорской стражи, обманчиво хрупкий на вид евнух-армянин Нарсес, расставил своих людей у всех выходов из Ипподрома, дав им приказ убивать всех, кто попытается бежать. Через несколько минут гневные крики в огромном амфитеатре сменились воплями и стонами раненых и умирающих; вскоре и они стихли. Наемники ходили между тел 30 000 убитых, снимая с них ценные вещи; в это время к императору привели дрожащего Гипатия. Юстиниан был склонен проявить милосердие, однако Феодора его остановила. Этого человека, подчеркнула она, короновал народ; он в любое время может оказаться центральной фигурой нового мятежа. Муж, как всегда, подчинился ее воле. На следующий день Гипатия и его брата без промедления казнили, после чего их тела бросили в море.
Восстание «Ника», как его стали называть, послужило Юстиниану уроком. Через несколько недель он восстановил Трибониана и Иоанна Каппадокийского в их прежних должностях, но с тех пор действовал более осторожно, и налоги больше не выходили за рамки разумного. Его подданные тоже смирились: похоже, теперь императоров уже нельзя было назначать и свергать так легко, как им казалось. Юстиниан продемонстрировал, что с ним нельзя шутить. Тем временем и для императора, и для народа появилась новая забота: столица лежала в руинах, и ее требовалось отстраивать заново, по возможности сделав еще более роскошной и впечатляющей, чем прежде. Первым делом следовало заняться храмом Святой Софии. Юстиниан решил, что собор как можно скорее должен стать его личным творением. 23 февраля 532 года начались работы по возведению третьей, и окончательной, версии церкви Премудрости Божией.