Было естественно ожидать, что, когда Лев унаследовал трон (теоретически он делил его с братом Александром, но тот был ничтожным любителем удовольствий), он провел радикальные изменения в управлении страной, и главным бенефициаром этих перемен стал Стилиан Заутца, назначенный теперь магистром оффиций и дромологофетом[48]
, то есть, по сути, руководителем императорской политики как дома, так и за границей. Столь же предсказуемо главной жертвой стал Фотий. Патриарху пришлось во второй раз подписать акт об отречении, после чего ему позволили уехать в отдаленный монастырь, где он без помех мог продолжать богословские и литературные труды и где и умер в забвении несколько лет спустя. Выбор его преемника ясно показывает, как именно мыслил Лев VI: в Рождество 886 года он посадил на патриарший престол собственного младшего брата Стефана. Пятнадцатилетний Стефан стал самым юным патриархом в истории, однако его назначение почти не вызвало возражений. На этот пост не было других очевидных кандидатов, и болезненный Стефан, который вряд ли проживет долго, вполне мог показаться безобидным временным заместителем. Он проявил на этом посту ровно ту готовность к сотрудничеству, которая от него ожидалась.Имея политическим советником Стилиана Заутцу и Стефана, охотно исполнявшего его волю в церковных делах, Лев VI был отлично подготовлен к управлению империей. До конца столетия не происходило никаких внутренних потрясений, и этот век закончился на особенно радостной ноте, когда в 899 году был созван важный синод, многое сделавший для восстановления взаимоотношений между восточной и западной церквами. Благодаря этому император смог полностью сосредоточиться на огромной работе, начатой его отцом, – пересмотре и новой кодификации римского права. Лев VI принялся за эту задачу энергично и с воодушевлением. В результате на протяжении нескольких лет появились серии книг, в которых законы были, во-первых, систематизированы (определенная тема исчерпывающе трактовалась в определенной книге), а во-вторых, написаны на греческом, а не на латыни, которая к тому времени считалась в Константинополе мертвым языком, понятным лишь для ученых. Таким образом, со времени правления Льва VI труды Юстиниана были фактически полностью заменены.
К сожалению, этот благословенный период внутреннего спокойствия не был столь же безмятежным во внешних делах. Ситуация с арабами оставалась трудной, однако ближайшая непосредственная угроза исходила от Болгарии. После обращения царя Бориса в христианство византийцы надеялись, что два христианских народа теперь смогут жить в мире; однако в 889 году Борис отрекся от престола, оставив трон сыну Владимиру. Тот сразу примкнул к боярской аристократии, которую Борис изо всех сил старался уничтожить. Бояре были закоренелыми реакционерами, ненавидели христианство и стремились вернуться в прежние дни язычества и привилегированной жизни; с их помощью Владимир быстро разрушал все построенное отцом. Однако он просчитался: старый Борис в припадке гнева, который почти слышен нам сквозь века, сбежал из монастыря, захватил власть, сверг и ослепил Владимира, созвал на большой совет представителей со всех уголков царства и повелел собравшимся провозгласить своим правителем его младшего сына Симеона. Все без колебаний повиновались, после чего Борис вернулся в монастырь и больше его не покидал.
Тридцатиоднолетний Симеон тоже был монахом, однако быстро откликнулся на призыв занять трон. В Византии новость о том, что он унаследовал престол, восприняли с облегчением, и все могло бы быть хорошо, если бы в 894 году Стилиан Заутца не даровал монополию на торговлю с Болгарией двум своим протеже. Они резко подняли таможенные пошлины на все ввозимые в империю товары и одновременно перенесли склады для транзитных грузов из Константинополя в Фессалоники. Таким образом была разом уничтожена торговля с теми, кто приплывал в Золотой Рог из Черного моря по Босфору – ведь путь в Фессалоники был не только гораздо длиннее, но часто и вовсе непроходимым. Симеон протестовал, однако Лев поддержал своего логофета.