Но если Фридрих не изменил самого способа ведения войны в современную ему эпоху, то он все-таки умел отрешиться от ее рутины. В его деятельности можно отметить две эпохи: в первых своих кампаниях в 1741, 1742, 1744 гг., подобно Наполеону, громовыми ударами на полях сражений ищет решения судьбы операций[16]
, но тяжелый опыт боев при Мольвице, Часлау, Гогенфридберге и Сооре, по-видимому, заставили его прибегать к этому средству с большею осторожностью, и он дает маневрам слишком большое значение, по крайней мере теоретически[17]. Впрочем, его инстинкт полководца был выше его рассуждений, и на деле он был всегда в высшей степени решителен и смел.Порешив со взглядами эпохи, он в своих действиях намечает
Фридрих Великий, бесспорно, великий тактик. Он воспроизвел идеи Эпаминонда и Александра Македонского в новой форме, достигнув принципа частной победы на решительном пункте путем маневрирования на поле сражения, причем вся его армия оказывалась против фланга армии противника, которого он и атаковал превосходящими силами, косвенным боевым порядком (уступами), сопровождая атаку громовым ударом массы превосходной кавалерии.
Восемнадцать веков идеи великих полководцев древности не были воспроизведены на полях сражений народов Западной Европы. Они обязаны этим тактическому гению Фридриха Великого.
В области же стратегии Фридрих хотя и высказывал идеи Наполеона, но на практике не выполнял их, подчиняясь рутине своего века.
«Неприятель – мой компас, – говорит он в одном из писем генералу Фуке, – по нему я и должен рассчитывать свои движения». Следовательно, он решительно ставил себе целью остановить противника там, где он находится. А между тем Фридрих разбрасывается и дает сражение, уступая противнику в числе.
Принцип сосредоточения сил на театре войны до такой степени еще чужд ему, что, составляя в минуты отдыха в 1775 г. план вторжения во Францию, он рекомендует двойную атаку двумя армиями, из которых одна в Эльзасе должна была удерживать французскую армию, а другая, из Фландрии, должна была наступать на Париж.
Фридрих Великий в области стратегии уступает в творчестве Петру Великому, но заслуги его в тактике неоценимы. Он больше тактик, чем стратег[19]
.Современники старались выяснить себе причину успехов Фридриха. Одни находили их в превосходстве тактического устройства его армии, причем старались подражать мелочам: одежде, вооружению, обучению, порядку службы и т.п., не поняв проведенных им на полях сражений новых идей. Другие обращали более внимания на случаи, когда Фридрих удачно действовал против сообщений противника и без боя одерживал значительные успехи. Обращено было также внимание и на случаи, в которых прусские войска расположением на большом пространстве малыми отрядами успевали останавливать гораздо более сильного противника, но при этом не принималось в соображение, что пруссаки там только с пользою употребляли такое расположение, где с малыми силами вынуждены были удерживать превосходного в числе неприятеля, избегая решительных действий, где местность способствовала такому расположению и где притом сам неприятель располагался таким же образом. И вот современники прусского короля именно в таких случайных и частных действиях усматривали рецепты для успеха. Весьма немногие только умели, подобно Ллойду, разгадать, что истинные причины успехов заключались главным образом в высоких личных военных дарованиях короля, в быстроте, решительности и искусстве его действий, чрезвычайной его деятельности, нравственной силе прусских войск и т.п.
Такое поверхностное, одностороннее, неосновательное и ложное толкование причин успехов Фридриха привело к развитию методизма в новом виде и к появлению так называемой кордонной системы, изобретателем коей считается австрийский фельдмаршал Ласси. Исходя из учений о первенствующей важности местности (пунктов и линий) и сообщений (путей), в связи с установившимися позиционной системой ведения войны и магазинно пятипереходной системой довольствия войск, кордонная система выразилась в следующем: пограничная полоса (или вообще театр войны) оценивалась как ряд пунктов, более или менее сильных и выгодных в тактическом отношении; эти пункты, занятые войсками, признавались оплотом против вторжения и наступления неприятеля, а также считались и преградами в видах обеспечения собственных сообщений с магазинами.