Когда атакуют пехоту, по словам генерала фон дер Марвица, картина получается совсем иная. Тот, кто когда-либо участвовал в кавалерийской атаке и скакал навстречу врагу, пишет он, уже, конечно, знает, что ни одна лошадь не проявляет скобой охоты проникнуть в надвигающуюся массу, и что все они готовы остановиться, закинуться и повернуть назад; чтобы атака не провалилась окончательно, каждый всадник должен стараться помешать своей лошади это сделать, следовательно, ее подогнать вперед. С этой целью французы шли в атаку тесно сомкнутым строем, но медленным аллюром.
Но эта боевая кавалерия была мало пригодна для столь важной разведочной службы и даже для преследования. Верно говорили о тогдашних вождях, что они не умели пользоваться кавалерией для разведки. Сам Фридрих, проникнув в 1744 г. в южную Богемию, чувствовал себя как бы отрезанным, и, хотя он и располагал почти 20 000 кавалерии, он долгое время не мог узнать, где находится австрийская армия. То же случилось и в 1759 г. с армией графа Дона, которой было поручено вторгнуться в Познань и связать русских. Тогда не считали, по-видимому, возможным, говорится в труде Генерального штаба, выпустить из рук этот ценный, трудно заменимый род оружия, а если и высылали порою вперед отдельные разъезды на довольно далекое расстояние, то не принимали никаких мер, чтобы облегчить им своевременную доставку назад донесений.
Однако эта неумелость имеет свои более глубокие корни в том, что в составе кавалерии было много ненадежных людей, конечно, далеко не столько, сколько в пехоте, но все же слишком много, чтобы рассылать их разъездами по обширной территории. Как и в пехоте, весь дух учебной подготовки был направлен не на выработку действенности одиночного бойца, а на создание сплоченной тактической единицы; между тем разведочная служба требует подготовки каждого единичного солдата к самостоятельности и самодеятельности. Таким образом, высокая, но односторонняя дееспособность кавалерии не столько была обусловлена неумелостью высших вождей, сколько являлась естественным последствием всей системы в целом.
Фридрих рано заметил этот недостаток; подобно тому, как он создал легкую пехоту, он и при кавалерии сформировал особый род войск, чтобы заполнить этот пробел. Это были гусары; их не причисляли к кавалерии. От отца Фридрих получил всего лишь 9 гусарских эскадронов; он довел число их до 80. Он смотрел на них, как на воинственных ребят, жадных до приключений, а также и до добычи, которые, пользуясь известной полусвободой, не будут подозрительными в отношении дезертирства, а потому ими даже можно будет пользоваться для охранения от дезертирства других воинских частей; но по этой самой причине они были слишком распущены для того дела, которого он требовал в сражении от своей кавалерии. Под Лейтеном они составляли позади пехоты четвертую линию. Особенно на них рассчитывали для преследования неприятеля.
Уже перед Семилетней войной подготовка гусар начала сравниваться с подготовкой остальных кавалерийских полков.
Более четвертой части полевой армии Фридриха состояло (в декабре 1755 г.) из кавалерии (31 000 кавалеристов на 81 000 пехоты). В первой половине XVI столетия пехота в значительной мере преобладала; во второй половине, когда произошло преобразование рыцарства в кавалерию, последняя снова возросла, и в Тридцатилетнюю войну порою достигала половины армии и даже более. В постоянных армиях вновь увеличился более дешевый род войск - пехота; при Великом Курфюрсте кавалерия составляла всего лишь седьмую часть армии. Затем количество ее постепенно повышалось и достигло своего максимума при Фридрихе.
Подобно двум другим родам оружия, артиллерия точно также подвергалась все время дальнейшему усовершенствованию, и действие ее все более усиливалось. Нововведением явилось то, что Фридрих создал конную артиллерию. Мы не будем останавливаться на частностях в деле усовершенствования орудий, которого добивались то в направлении их облегчения и большей подвижности, то в направлении усиления их действия путем увеличения калибров и объединения орудий в батареи. Главное изменение в этом роде войска, а именно - огромное увеличение численности тяжелой артиллерии, было введено не пруссаками, а австрийцами, искавшими и нашедшими в этом для себя защиту против наступательного духа пруссаков. Со вздохом пришлось Фридриху подчиниться необходимости и последовать по этому пути за австрийцами. Под Мольвицем австрийцы располагали 19 орудиями, т.е. по одному на каждую тысячу солдат, а пруссаки - 53, т.е. 2 S на 1 000 человек. Под Торгау у австрийцев было 360 орудий, или 7 с лишком на 1 000 человек, а у пруссаков 276, или 6 с лишком на 1 000.
ИССЛЕДОВАНИЕ ОТНОСИТЕЛЬНО СКОРОСТИ РУЖЕЙНОГО ОГНЯ В XVIII СТОЛЕТИИ