История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

При первом известии о сборе персиян у Тавриза князь Цицианов стянул войска к границам наших владений с Персиею. Тифлисский полк был отправлен в Сомхетию; причем генерал-майору Леонтьеву, с батальоном его имени, приказано расположиться в Памбаках. Находившийся в Елисаветполе полковник Карягин с двумя батальонами 17-го егерского полка, в которых, впрочем, было не более 582 человек нижних чинов[381], был усилен батальоном Севастопольского мушкетерского полка. Вместе с тем полковнику Карягину приказано собрать из шамшадильских татар конных охотников, которых и иметь при себе, точно так же как и армян, на которых можно положиться[382]. Для большей безопасности елисаветпольских жителей князь Цицианов приказал отправить всех жен с их семействами в Шамшадиль, где и поручить надзор за ними надежному офицеру.

С одной стороны, желая принудить эриванского хана к восстановлению Даниила на патриаршем престоле, а с другой – предохранить жителей от разорения персиянами, князь Цицианов решился действовать наступательно и перенести всю тяжесть войны за границы наших владений. Не имея в своем распоряжении подвижного магазина, главнокомандующий приказал нарядить 200 арб (повозок), поровну из уездов Дорийского, Горийского и Телавского, которые и отправить к 20 мая в Тифлис для нагрузки провиантом[383]. Грузинским князьям и дворянам объявлено, что желающие могут следовать с русским отрядом, с тем, однако же, чтобы имели запаса продовольствия по крайней мере на шесть недель; чтобы за это не ожидали ни чинов, ни особых награждений, а побуждались одним усердием к службе. «Однако же, – писал главнокомандующий[384], – отличившиеся из них всеконечно будут удостоены всемилостивейшего государя императора воззрения».

Все предварительные распоряжения князя Цицианова и движение наших полков к границам не ускользнули от внимания ханов Эриванского и Нахичеванского, поставленных теперь между двух огней, одинаково для них опасных. Мамед-хан понимал, однако же, что, подчинившись требованию русского правительства, он может еще рассчитывать на его великодушие, тогда как со стороны Баба-хана он должен ожидать всех бедствий: разорения владений, лишения имущества или ханства, а пожалуй, и самой жизни. Казалось бы, нечего было колебаться в выборе пути к спасению; но Мамед-хан, все еще желавший сохранить независимость, не имел чистосердечного желания подчиниться России и обманом хотел получить то, чего достигают только искреннею преданностью. При первом известии о приближении персидских войск к границам его владений Мамед-хан так струсил, что готов был согласиться на все наши требования. Он написал самое покорное письмо князю Цицианову, на которое главнокомандующий отвечал повторением прежних требований.

«Хотя я, – писал князь Цицианов, – к шурагельскому Будаг-султану отнесся, что, гнушаясь вашим поведением и письмом, не отвечаю на ваше письмо, но дабы вы не имели причины тогда, когда постигнет вас несчастный жребий, сказать, что вы искали во мне, но я был непреклонен – оставив то, что, как я слышу ко мне послав, вы и к Баба-хану послали своего ахунда, – ответствую коротко.

Никаких словесных пересказываний я не принимаю для того, что всякий персидский хан может от них после отказаться, чему были примеры. Ни в какие переговоры я не войду, покамест вы не пришлете Давида, называющегося патриархом, и доколе не возгласите Даниила патриархом по повелению его императорского величества всемилостивейшего моего государя».

При этом главнокомандующий требовал присылки письма хана, за его печатью, в том, что он согласен исполнить следующие требования: 1) в Эриванской крепости поставить русские войска, «а вам вольно будет где хотите жить, в крепости или вне оной»; 2) признать российского императора своим государем и присягнуть ему на верность; 3) давать дани по 80 000 рублей в год.

При исполнении этих требований главнокомандующий обещал хану оставление его в прежних правах и преимуществах, кроме права на смертную казнь его подвластных, и объявил, что Мамеду будет дана высочайшая грамота на ханское достоинство, обеспечено имущество, защищены его владения от неприятельских вторжений и, наконец, употреблено все старание к возвращению из Персии ханского семейства, взятого Баба-ханом в залог верности эриванского хана.

«Вот последние мои слова, – прибавлял князь Цицианов, – вот вам дорога благая; буде не по ней пойдете, не я виноват буду в вашей погибели».

Мамед-хан не соглашался на введение в Эривань русских войск, опасаясь, по своим воззрениям, что будет лишен ханства, и писал, что во всем остальном он готов исполнить требование главнокомандующего. Родственник эриванского хана Келб-Али-хан Нахичеванский просил также князя Цицианова уменьшить требование и не вводить в Эривань русского гарнизона.