История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

Судьею моего помышления есть Бог, что, если б смерть меня не застигла, я хотел служить верно всемилостивейшему государю и твоему высокошествию; но смерть, могила и саван остановили мою службу, и я успел написать это письмо к твоему высокошествию. Помните ли, милостивый государь мой, как вы обещались быть у меня; но я уже вас не встречу: обвязанный саваном по рукам и ногам, буду лежать в могиле.

Ах, если б хоть раз я удостоился видеть вас и послужить вам, а там пусть бы совершилось что Богу угодно! Ведь ты знаешь, господин мой, в какой нужде я находился и как ты мне помог – это известно твоему величию; но теперь я сделался еще более нуждающимся и покинутым; однако же в нужде я привык к твоему содействию и в эти два последние дня своей жизни опять поспешил к тебе со словом и мольбою. Ты, твое величие и боголюбие знают, какую милость ты мне окажешь, милость эта будет состоять в том, чтобы призреть мою сироту и вдову мою.

Я предаю тебе царевну Нину и сыновей ее Левана и Георгия: с какою отеческою любовью заботился ты обо мне, такую же милость окажи и им. Не упраздняй повеления всемилостивого государя, и кроме моего Левана никто да не будет наследником Одиши и Лечгума; вдове и сироте замени отца, я их вверяю тебе; да ведаете ты и твой Христос, как ты за ними присмотришь. Прощаюсь с тобою, мой милостивец и государь; ты будь здоров, а я вот уже отхожу».

Смерть Дадиана подала повод к волнениям в Мингрелии.

Братья покойного были в этом случае зачинщиками. В особенности подозрительным являлся Манучар с женою умершего Дадиана Ниною Григорьевною, женщиною отважною, хитрою и самолюбивою. Жена Дадиана хотела сама управлять княжеством, и можно было предвидеть, что ни она, ни Манучар не останутся покойными зрителями этой перемены, а употребят все усилия к возмущению князей и народа, тем более что Манучар был не расположен к России. «Недоброжелательство его тем более приметно, – писал Литвинов[269], – что он до сих пор не хотел со мною видеться и изъявить малейшую наклонность повиноваться воле государя».

«Смерть Дадиана, – писал он в другом донесении[270], – привела все умы в сильное волнение; бунт, возбуждаемый царем (Соломоном) и братьями Дадиана Манучаром и Дариелом, неизбежен, если хотя некоторая часть войск не покажется в Одиши. Я уже отнесся к шефу полка, прося его в самой скорости дать повеление батальону, вышедшему на чистую дорогу, прийти соединиться с моею командою».

Мать умершего князя Григория Дадиана царица Анна просила князя Цицианова утвердить в звании Дадиана второго своего сына Манучара и оставить во владении ее те имения, которые пожалованы ей мужем и покойным сыном.

Сам Манучар обращался с такою же просьбою к главнокомандующему, говоря, что решается просить его об этом потому, что управлял уже Мингрелиею в течение семи лет, что народ желает иметь его своим Дадианом, а главное потому, что нет в виду такого человека, который бы мог управлять землею. «Весь Одиши и Лечгум в таком положении, – писал он, – что даже и четвертая часть населения не служит вашему войску и генералу, потому что нет над ними головы и управителя».

Предлагая свои услуги и клянясь в верности, Манучар в то же время писал, что если желают его «рабства и службы», то чтобы оставили в его распоряжении прежние его имения[271]. В ответ на такое требование главнокомандующий писал, что семь или семьдесят лет Манучар управлял Мингрелиею, ему в том мало нужды, но что он знает Манучара как человека, занимающегося делом, противным христианскому исповеданию, то есть пленнопродавством; что он, будучи единоутробным князю Григорию, всегда «злодействовал ему»; что если четвертая часть населения не служит войскам, то он будет стараться кротостью побеждать упрямство, но если кротость не будет иметь успеха, то истребит коварных с лица земли, «и доколе капля крови в жилах моих останется, – писал князь Цицианов[272], – дотоле я пребуду врагом непримиримым поджигателей возмущения и погребу их в Черном море, яко вредное былие». Он советовал Манучару быть верным и усердным не на словах, а на деле, знать, что никакое красноречие не удостоверяет в верности, когда поведение тому противно.

Прямым наследником Дадиана был сын его Леван, тогда еще несовершеннолетний. Будучи десяти лет, Леван за долг отца находился заложником у Келиш-бека, владельца Абхазского. Литвинов писал Келиш-беку, прося его возвратить наследника Мингрелии, но владетель Абхазии на письма отвечал словесно посланному, что Левана не возвратит.

Надежда выручить Левана мирным путем ласкала князя Цицианова главным образом потому, что Келиш-бек еще в 1803 году, через князя Григория Дадиана, искал покровительства России. На деле оказалось, что абхазский владетель, как и все вообще азиятцы, придерживался двуличного поведения: желал покровительства, когда считал это выгодным для себя, и тотчас же объявил себя подданным Порты, как только увидел, что может получить плату за освобождение Левана.