История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

Требование леса для постройки казарм, а потом известие, что скоро в Кутаиси прибудет батальон пехоты, испугали и расстроили Соломона. Он прислал к Литвинову салтхуцеса и князя Леонидзе с просьбою не помещать всего батальона в Кутаисе. Имеретинский царь говорил, что он и царица так устрашены этим, что готовы оставить Кутаис скорее, чем ожидать вступления батальона. Они просили, чтобы в Кутаисе помещена была одна рота, а прочие войска в 40 верстах от него, на берегу Риона, в Санавардо, как в пункте весьма хорошем, ведущем хлебную торговлю с Поти, где и обещал отвести для них квартиры. Соломон клялся в своей верности, называл князя Цицианова своим благодетелем, благодарил за его отцовскую к нему милость и пенял на то, что князь Цицианов смотрит на него недоверчиво. «С горечью дивлюсь тому, – писан Соломон, – что получаю от вас гневные письма, которые вселяют даже отчаяние в мое сердце»[276].

«Ваше высочество называете мои письма гневными, – отвечал князь Цицианов[277], – тогда как никто не назовет их иначе как откровенными. Вы сами изволите упоминать в письме, что при свидании со мною требовали от меня отеческих наставлений, то как же, при таком лестном для меня названии, употреблять лесть, подобно неблаговоспитанным изменникам своих изречений.

Я христианин не потому только, что при звоне или ударе колокола крещусь, а хочу быть христианином по духу и по плоти, хочу нести крест Спасителя нашего Иисуса Христа среди опасностей и козней дьявольских лезгинских, имеретинских и грузинских. Надеюсь притом на благость Божию, что в сих последних двух владениях найдутся люди, которые признают во мне христианскую добродетель и признают, что уста мои не ведают лжи.

Вашему высочеству угодно, чтоб не токмо батальон, но и рота в Кутаисе не стояли… Позвольте мне вас спросить: когда я, по долгу моему, всеподданнейше донесу о сем вашего высочества желании, то сей милосердый и ангелоподобный великий государь император не ясно ли признает ваше недоверие к его благонамеренному о вас попечению и к его войску, не оскорбится ли сим вашим желанием, похожим на неблагодарность? Содрогаюсь, воображая себе, что, при всем наиискреннейшем моем доброжелательстве к вашему высочеству, увижу навлечение гнева его величества за оное требование на вас, и для того клянусь Богом, которого исповедую, что я воздержусь еще о сем всеподданнейше донесть».

Имея в виду, что только в Кутаисе и его окрестностях могла производиться закупка провианта и что прибытие войск в Имеретию будет содействовать скорейшему успокоению страны, князь Цицианов приказал расположить один батальон в Одиши, другой с двумя фалконетами в Санавардо и, наконец, третий в Хундзе, на дороге, ведущей в Лечгум.

Такое размещение войск относительно продовольствия было далеко не удовлетворительно. За неприходом наших судов рассчитывать на скорую доставку провианта было нечего и приходилось покупать его на месте, отчего цены на все быстро возвысились. Наконец, 2 декабря пришел к устью реки Хопи корабль «Тольская Богородица» с провиантом и двумя ротами Белевского полка[278]. Тотчас же приступлено было к покупке арб и волов для перевозки провианта к устью реки Риона, чтобы оттуда доставлять его на лодках к месту расположения войск. Но во время разгрузки, 8 декабря, от усилившегося ветра, корабль разбился. На нем погибло 168 человек экипажа и весь провиант, за исключением муки, которую успели выгрузить.

Роты же Белевского полка, как бывшие уже на берегу, остались невредимыми.

Донося о погибели корабля, князь Цицианов писал[279], что, по его мнению, «от ноября до апреля большим кораблям ходить к берегам Мингрелии не следует, и как провиантские запасы, так и для торгов суда должны приходить летом и, не останавливаясь у берегов, а сгружая все, что имеют, поспешнее возвращаться. Доказательством же тому, что в летнее и удобное время даже и на малых судах плавание по оному морю безопасно, служить может то, что донские наши казаки ходят с солью на лодках не токмо до мингрельских берегов, но и до самого Трапезонта».

Между тем Соломон с семейством оставил Кутаис и поселился в деревне Вардцыхе, где, по слухам, занимался через ахалцыхского пашу переговорами с турецким двором. Он искал покровительства Порты, обещая все крепости, бывшие на границе Имеретин и во власти турок, возобновить на свой счет, если Порта добьется того, что русские войска будут выведены из Имеретин.

Встретив на первых порах затруднение в своих исканиях, Соломон принужден был возвратиться в Кутаис.

«Но все, что мог от него истребовать, – доносил Литвинов, – состоит в том, что он соглашается на учреждение почт по назначению вашего сиятельства; на обнародование наказания за пленнопродавство и на обнародование от своего лица, чтобы все кутаисские жители свободно и без всякой боязни обязывались поставкою муки и круп для войск, чего прежде делать не смели, отговариваясь запрещением царя.