История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

«Знаю, – писала она[266], – что вы желаете узнать о нас. Бог прогневался на наш дом, на главы наши и на патрона Дадиана, наказав меня за грех. Какой-то Божий враг и изменник всемилостивого государя отравил его и убил посредством яда. В животе у него не удержалось ни сердца, ни печени: часть он выбросил изо рта, часть задом через испражнения, и этим его убили. Теперь, государь мой, это подлежит вашему спросу; наш дом опирается на вас, мы надеемся, что спросите о нас и о живых, и о мертвых; умоляю вас о том. Пока в Дадиане была душа, он существовал вашею милостию, а я другого попечителя и милостивца не имею кроме вас. Прошу вашу милость, чтобы теперь же скорее, без проволочки времени, прибыли сюда, взяв с собою и лекаря, для исследования сего дела и узнания, как его убили и кто убил; взгляните и на наше положение, каково оно, и затем каков будет ваш приказ, так все здешнее дело и устроится».

Смерть Дадиана была совершенною загадкою для всех. За неделю до своей кончины он присылал к Литвинову сказать, что здоров и приедет к нему в Одиши. Подозрение хотя и падало на лечившего его католического ксендза Николо, которого он призывал к себе вопреки советам Литвинова, но оно не подтвердилось и едва ли было справедливо. Подозрение это главнейшим образом происходило от того, что ксендз Николо весьма часто ездил в Имеретию к царю Соломону, которого также не считали чуждым этого преступления.

Пораженный нечаянностью кончины, князь Цицианов готов был дать некоторую сумму денег, для отыскания ясных улик и виновных в отравлении, но при всех стараниях дело это осталось неразъясненным. Получивши сведение, что ксендз Николо уехал в Имеретию, князь Цицианов потребовал его выдачи. Николо был арестован и отправлен в город Гори, а оттуда в Ганжу, где находился тогда главнокомандующий. Последний требовал от него чистосердечного объяснения случившегося. Николо показал, что, находясь в Мингрелии, он пользовался большим расположением князя Григория Дадиана, который часто снабжал его деньгами, подарил ему лошадь, часы, деревню в 30 дворов и назначил ему ежегодную пенсию в 300 руб.

Ксендз говорил, что Дадиан посылал его несколько раз в Имеретию для переговоров с царем Соломоном, который, познакомившись с ним, потребовал к себе для лечения заболевшей царицы. Отправившись с дозволения самого князя Григория в Имеретию, он получил там письмо о болезни владетеля Мингрелии и хотя торопился подать ему помощь, но, приехавши 24 октября, нашел его уже мертвым. По наведенным справкам, он узнал, что Дадиана лечила лекарка Зева. Николо призвал ее и при собрании просил рассказать обстоятельства, предшествовавшие кончине.

– После твоего лекарства, – говорила Зева, – Дадиан был истинно здоров, так что, оправясь в теле, имел чрезвычайный аппетит. В субботу он приказал жене подать себе ужин. Изготовя курицу с маслом, княгиня Нина отослала ее мужу. Съевши половину, Дадиан сказал: как невкусна курица, но по тогдашнему его аппетиту съел всю без остатка. В полночь он почувствовал жестокую боль в желудке, спрашивал у жены, с кем она присылала. Дадиан потребовал твоих (ксендза Николо) пилюль, но вместо их были принесены другие, переполненные опиумом. После приема пилюль, в полночь, ему сделалось хуже, и он приказал позвать меня. Я сказала, что не в состоянии его вылечить, потому что, по мнению моему, он должен быть отравлен, и советовала призвать тебя. Услыхавши о том, княгиня Нина запретила, под страхом наказания, говорить об отравлении, присовокупив, что кто может отравить Дадиана?

Вслед за тем патер Николо вместе с лекаркою отправились к княгине Нине.

– Зачем вы дали Дадиану опиум? – спросил Николо.

– Я сделала это по ошибке, – отвечала Нина, – но что делать!

«Видя я сам, – писал Николо[267], – что уже помочь нечем, стал плакать».

– Не плачьте, – утешала его Нина, – я знаю, что скоро мой сын Леван будет Дадианом, он еще более вас одарит и будет милостивее к вам.

Таким образом, Николо обвинял во всем княгиню Нину и оправдывал себя.

– Я признаю себя виновным, – говорил Николо, – если докажут, что я был в отлучке из Мингрелии менее двадцати девяти дней.

После таких слов князю Цицианову было трудно обвинить патера Николо; точно так же не было основания, за неимением других доказательств, смотреть на княгиню Нину как на участницу в смерти мужа, хотя последующее ее поведение и дает повод к некоторым заключениям, для нее невыгодным.

Дадиан хотя и умер скоропостижно, но был в состоянии написать письмо князю Цицианову, в котором, прося за жену и детей, не высказывал, однако же, подозрения о том, что был отравлен или умирает не своею смертью.

«Кроме этого письма, я тебе уже не напишу, – писал он князю Цицианову[268], – и это я с трудом успел изготовить перед смертью.