25 июля кахетинские князья, в присутствии вытребованного ими митрополита Иоанна Бодбельского, сначала присягнули императору Александру, а потом царевичу Юлону, как законному царю Грузии. Замечательно то, что присягавшие просили некресского митрополита ободрить народ и обязать его быть усердным императору и царю Юлону.
Происшествия в Кахетии скоро стали известны и в Тифлисе. Коваленский писал Лазареву, что получил достоверное сведение «о составленном в Кахетии соглашении и даже о подписке, для нарушения общего спокойствия и ниспровержения существовавшего правительства».
Лазарев тотчас же приехал к Коваленскому для совещаний о средствах к подавлению волнений, но Коваленский успокоил его.
– Опасаться нечего, – говорил правитель, – потому что если бы и в самом деле мятеж возник, то, по моему мнению, нельзя иметь удобнейшего случая к получению наград за усмирение быть могущих. Потому желательно, чтоб что-нибудь подобное случилось.
Между тем в Тифлисе получено прошение на имя императора Александра, подписанное 69 лицами.
«Когда мы присягали на верность вашего императорского величества, – писали подписавшиеся, – тогда объявлен был нам высочайший манифест, в котором между прочим изображено, якобы мы донесли высочайшему двору, что царя не желаем иметь, и будто бы без царя поступили мы под покровительство и верховное управление вашего величества.
Сие уподоблялось бы Французской республике! Наши цари никакой вины перед нами не сотворили, и нам от них нечего отрекаться. Более тысячи лет, как род Багратионов есть царственный; многие из них за Христа и за нас мучение восприяли и кровь свою проливали, и мы при них умирали.
Итак, отрицание от них не есть наше дело, а выдумка обманщиков; наше желание и просьба в том состоит, чтоб духовное завещание ознаменовавшегося великими подвигами на пользу отечества покойного царя Ираклия было утверждено, и по силе оного дан был бы нам царь, с которым оставались бы мы под высочайшим покровительством вашим и по мере сил наших употребили бы себя на службу вашего величества. Сего просим с коленопреклонением и воздыханием».
С письмом этим думали отправить в Петербург царицу Дарью, которая, в предупреждение подозрений, ранее этих происшествий заявила Коваленскому желание ехать в нашу столицу с двумя своими дочерьми.
Из показаний князей видно, что, решившись просить о возведении на царство Юлона, они думали приступить к этому не ранее как по рассмотрении этой просьбы императором Александром.
Совещания и съезды между тем продолжались; князья Манавские ездили каждый день на сборное место за гору, где ожидали царевича Александра и стращали жителей разорением их деревень, если не присоединятся к ним. Оставаясь непреклонным, народ просил защиты. Тогда решено было арестовать князей[558]. Посланная в Манаву команда успела арестовать двух князей; остальные четыре, отстреливаясь, скрылись в густом лесу, приказав сказать жителям, что «они от рук их не уйдут и будут разорены».
Бежавшие князья, боясь преследования, собирались для совещаний по ночам и, по прошествии одних или двух суток, назначали другое место для сборов.
Необходимо было принять меры к тому, чтобы лица неблагонамеренные не могли волновать народ и грозить ему новым разорением. Советники Корнеев и Лофицкий отправлены из Тифлиса в Телав для исследования. Правитель Грузии просил Лазарева назначить им конвой и приказать начальникам войск, там расположенных, арестовать лиц, признанных ими виновными.
Получено известие, что несколько князей и жителей деревень Сигнахского уезда ушло к царевичу Александру. Коваленский конфисковал их имение и приказал арестовать их сообщников, что и было исполнено Корнеевым при содействии генерал-майора Гулякова. Князья протестовали против такого рода действий. «Что было нам повелено от всемилостивейшего государя, – писали они, – присяга или другое что, – все мы исполнили, что доказывают и наши подписки, а вы предали нас такой скорби». Князья просили показать повеление императора, а «без повеления Государя, – писали они, – не хватайте князей – это не в порядке вещей».