На другой день более двадцати князей собрались к Лазареву для узнавания истины. Подобные разглашения находили таких, которые верили им вполне, и тем более что тамошнее правительство как бы подтверждало все нелепые слухи, ходившие по Грузии. Так, телавский капитан-исправник рассказывал, что от князей будут отобраны моуравства и их удалят от всех должностей. Грузины, «как народ весьма ветреный, легковерный и любящий весьма частые перемены, а особливо где они видят на тот раз свои выгоды, верят всему, что им говорят, и от сего иногда происходят неприятные слухи».
Исправник, объезжая деревни, объявлял жителям, что он моурав, что им следует обращаться к нему со всеми жалобами, решение которых зависит только от него. Князья, коих жизнь и содержание зависели от одной должности, конечно, не могли оставаться равнодушными к таким разглашениям, которые для них становились вопросом о жизни и смерти. Князья сознавали, что пропитание их состоит в доходе, получаемом от должности, лишившись которой, говорили они, нам все равно, что жить, что умереть, «потому что мы содержать себя не можем». Они просили императора Александра оставить их при занимаемых должностях и, когда узнали, что прошение это не отослано по назначению, просили правителя Грузии о том же, но и тут получили ответ, не соответствовавший их просьбе[556]. Тогда князья и дворяне обратились с просьбою к генерал-майору Гулякову. Они жаловались ему, что не исполняются обещания, данные в манифесте о присоединении Грузии к России. «Безопасность нам обещана, но в чем она видна? Села и деревни терзаются лезгинами, а вы ни о чем не заботитесь; велено возвысить честь церквей и епископов, а вы отобрали от них все вотчины и крестьян; велено прибавить почести князьям, а между тем мы, которые были почтены от наших владетелей и чрез то кормились, лишены и этой чести. Права тех из нас, которые управляли деревнями за свои великие подвиги и пролитие крови, нарушены; крестьянам государь обещал милость – не требовать с них в течение 12 лет податей[557]; также повелел остатки от жалованья правителям обращать на восстановление нашего разрушенного города, но и это не сбылось…»
У урочища Кельменчуры собрались кахетинские князья, тушинские и кизикские старшины. Они пришли сюда поговорить о предстоящей им участи, о грозящем новом бедствии. Здесь решено было защищать свои права и привилегии. Князья видели, что защита их без содействия и согласия народа не может быть сильною и упорною; необходимо было опереться на желание народа. Тогда по окружным селениям производился по ночам заклик (приглашение), чтобы все жители шли на общее совещание. При этом, как и во всех подобных случаях, не обходилось без насилий. Кто не хотел идти на совещание, того выгоняли силою. В кельменчурском собрании князья, духовенство и народ составили подписку, письменный акт и поклялись перед Св. Троицею, чтобы просить русского императора утвердить духовное завещание покойного царя Ираклия II и поставить над ними царя из дома Багратионов, который бы находился во всегдашней зависимости и покровительстве русского императора.
«Кто же от обязательства сего отстанет, – сказано в подписке, – тот да будет от Св. Троицы проклят, Багратионовскому дому изменник, коего и повинны мы вообще наказать».
Кельменчурская подписка была тотчас разослана князьями ко всем кахетинским жителям. Царевичу Юлону отправлено письмо, которым он приглашался скорее приехать в Грузию для принятия царства. Для большего убеждения жителей, не участвовавших в собрании, распущен слух, что князь Соломон Авалов писал из Петербурга, будто император Александр отправил в Грузию тайного советника Лошкарева спросить народ, не желает ли он иметь по-прежнему своего царя. Основываясь на этом известии, многие лица считали свои поступки правильными и законными.
В разных местах Кахетии стали собираться князья и народ для переговоров о предстоящих действиях. Некоторые собрания соглашались следовать безусловно всему тому, что было постановлено в кельменчурском совещании, другие, напротив, прочитав подписку, возвращали ее посланным, говоря, что «они делают весьма непохвальное дело, противное Богу и государю».
В этом случае с наибольшим тактом и смыслом вел себя простой народ; он оставался «искренно преданным и верным». Жители целыми деревнями приходили к генерал-майору Гулякову спрашивать наставлений, как поступать им в таких смутных обстоятельствах? Жители деревни Калаури объявили, что не только «не покусятся на таковой бунт и возмущение противу присяги и верности русскому императору, но даже и мыслить об оном не хотят».
Таким образом, волнение это было делом одних князей и выражением их простого протеста против распущенных ложных слухов об ограничении их вековых привилегий.