История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3

13 июля, не доезжая до Сурама, он встретил Теймураза, возвращающегося в Гори. Царевич и Лазарев старались предупредить друг друга. Теймураз получил накануне известие о скором прибытии Лазарева в Сурам, в тот же день собирался выехать в Гори и избежать тем свидания. Опасность проезда от лезгин заставила его выехать на следующее утро, что и было причиною их встречи. Не объяснив друг другу настоящей цели своего путешествия, каждый отправился своею дорогою, Теймураз поехал в город Гори, а Лазарев – в Сурам. Здесь Лазарев призвал к себе одного из князей Абашидзе.

– Какая причина, – спрашивал он князя, – заставляет вас делать поступки, противные присяге, данной государю императору?

Абашидзе отвечал, что никаких проступков за собою не знает; и заперся во всем.

– Почему же вы не повинуетесь суду? – спросил его Лазарев.

– Потому что мы все сравнены с мужиками, – отвечал Абашидзе.

Лазарев приказал арестовать князя Абашидзе и всех его приверженцев. Царевич же Теймураз оставлен в Гори до времени.

Среди таких беспорядков положение Грузии становилось с каждым днем более затруднительным от разорительных набегов лезгин. В этом случае нельзя не согласиться с Лазаревым, полагавшим, что особенно частые грабежи и вторжения лезгин происходят по проискам царской фамилии. Царевичам и царицам хотелось указать народу, что, при всей бдительности и попечении о его спокойствии, русское правительство мало успевает в этом. Старались возбудить недоверие в народе и показать, что, вступив в подданство России и не приобретя спокойствия, он потерял многое.

«…Дабы скорее, – писал Лазарев, – и гораздо ощутительнее видеть в предприятии своем успехи, всесильно стараются они рассеивать разные слухи, умножать в жителях здешних стран ропот противу нас, стараясь также вперить в мысли их, сколь невыгодно для них восстановленное ныне правление российское».

Бежавшие в Имеретию царевичи очень нуждались в содействии Вахтанга, который, находясь в соседстве с жителями гор, должен был помочь им возмущением горских племен и пресечением сообщения с Кавказской линией.

Войдя в сношение и переписку, они убедили царевича, под видом защиты себя от лезгин, никогда не делавших, впрочем, набегов на его владение, собрать толпу вооруженных, как бы готовясь на их отражение. Вахтанг вел переговоры с тагаурцами и осетинами, жившими по ущельям гор, по которым пролегала дорога из России в Грузию. Он склонял их к возмущению.

Деятельная переписка между членами царского дома, поселившимися в разных пунктах Грузии и вне ее, охватила всю страну как сетью и имела одну цель – уничтожение русского владычества в крае. Первое время успехи ее были удовлетворительны. Тифлис, как центр интриг, волновался. Легковерный народ уверили о скором и сильном нападении на город. Говорили, что русские, узнав о значительных силах неприятеля и не будучи в состоянии с ним бороться, думают отступить. Отступление это, по словам недоброжелателей, должно быть скорое и поспешное, так как нельзя было рассчитывать, по их словам, на помощь с линии, потому что народы, живущие в горах, по совету Вахтанга, все восстали и, заняв дороги, отрезали путь, по которому могли бы следовать русские войска в Грузию. Народ роптал, терял присутствие духа и представлял в преувеличенном виде предстоящие бедствия от вторжения лезгин. По приказанию царицы Дарьи был сожжен авлабарский мост и произведено несколько выстрелов в предместье Тифлиса. Они произвели свое действие и увеличили страх народа, услышавшего наутро, что то была партия лезгин, безнаказанно пробравшихся в столицу.

«Из князей и дворян здешних, – доносил Лазарев, – которые все имеют преданными им несколько подданных своих, осталась усердствующих самая малая часть; да и из сих кажущихся, без сомнения, найдутся такие, кои равно преданы нам и к противной партии, и при случае пристанут они в той стороне, которая в виду их будет выгоднейшею. Казахи, борчалинцы и вообще татары нам весьма неверны и не упустят при чаемой перемене явно противостать нам, к коим присоединится также и хан Ганжинский, неблагонамерение свое и прежде оказавший. Я полагаю, что и Эриванский хан за лучшее рассудит пристать к партии их, хотя теперь и кажется к ним непричастным…»

При таком состоянии нельзя было одними словами успокоить народ, необходимо было показать ему действительную, фактическую защиту, и прежде всего охранить от всяких вторжений, хищничества и разорения. Охранение границ Грузии было первой и самой насущной необходимостью.