История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3

– В таком случае я противного мнения, – отвечал Соколов. – Если его высочеству угодно будет прямо понять императорское слово и его силу, то, напротив, я думаю, что, когда до сведения покоренных неприятелей и соседей дойдет, что царь исполнил желание русского императора и что за такой его поступок его величество обещать изволит покровительство свое царю и царству его, тогда первые не осмелятся ничего предпринять против власти царя и скорее с покорностию к нему повергнутся, а последние должны будут искать дружбы его высочества.

– Хотя суждения ваши и справедливы, но царь, находясь в опасении противного, не прежде согласится исполнить высочайшую волю и освободить царевича Константина, как по окончании начатых против неприятеля действий и к тому требует вашего содействия.

– К содействию с царем против неприятеля не токмо я, но и главнокомандующий в Грузии без особого на то повеления его императорского величества приступить не может. Притом же, зная желание его императорского величества пребывать со всеми соседственными областями в дружественных отношениях, я сомневаюсь, чтобы государь император, не зная истинной причины неприязненных действий между его высочеством и князем Дадианом, захотел принять в ней участие.

– Царь, имея твердое намерение в непродолжительном времени окончить войну с Дадианом, изволит сам отправиться в поход, и не прежде может решиться отпустить в Россию царевича Константина, как по благополучном окончании своей войны. В уважение же ходатайства его императорского величества, царь, возвратясь из похода в Кутаис, даст царевичу свободу и, смотря по обстоятельствам, или оставит его при себе и приличным образом, как законного по себе наследника, будет воспитывать, или же отправит его в Россию.

– Не быв от государя императора ни на какие, по предмету моей миссии, предложения уполномочен и ограничиваясь одним смыслом высочайшей грамоты, я ожидаю только того, чтобы царевич Константин, получив свободу, был поручен мне для доставления в Россию.

С этим ответом посланники отправились к имеретинскому царю и через два дня, утром 9 августа, были опять присланы к Соколову. Они объявили, что Соломон остается при прежнем своем мнении, и предлагали Соколову отправиться в Тифлис и оттуда донести кому следует об ответе Соломона. Посланники обещались, что если затем император Александр I пожелает видеть царевича Константина освобожденным, то царь тогда немедленно пришлет его в Тифлис.

– Пределов смысла высочайшей от меня царю переданной грамоты я преступить не осмеливаюсь, – отвечал на это Соколов. – При этом еще раз должен повторить, что после неоднократных уверений царя о его желании пользоваться милостию и покровительством императора остаюсь в полной надежде на то, что царь согласится исполнить желание его императорского величества не вполовину, а точно так, как оно изложено в грамоте, то есть что он освободит царевича Константина и поручит его мне, для доставления в Россию.

Посланники отправились к Соломону и через два часа возвратились обратно с объявлением, что на другой день царь отправляется в поход и предлагает Соколову ехать в Тифлис с ответною грамотою, в которой Соломон писал императору Александру, что не находит никакого основания, «ни позволяющего, ни понуждающего» на освобождение царевича Константина. Имеретинский царь уверял, что, по бесчадию своему, усыновит царевича и объявит своим наследником, но если, говорил он, «всемогущий в милости своей дарует нам сына в наследники, тогда я отправлю царевича Константина к высочайшему двору и сим яко нижайший раб вашего величества исполню императорское ваше повеление».

В тот же вечер Соколов был приглашен к царю. Соломон извинялся в том, что не может исполнить желания императора Александра; он приводил в свое оправдание обстоятельства, в которые поставлен неприязненными своими действиями против князя Дадиана. Соколов, прося о сбережении здоровья царевича Константина, высказал царю свою надежду, что он исполнит желание императора, если оно будет заявлено ему вторично. «Царь не токмо обещал мне то исполнить, – пишет Соколов, – но и побожился».

На следующий день, 10 августа, около полудня, Соломон действительно выступил в поход в сопровождении всего своего двора, сардара (главнокомандующего) и с огромною пушкою, которую насилу везли 20 пар волов. К Соколову же приехал салтхуцес князь Зураб Церетели, который был назначен Соломоном провожать Соколова, и они также отправились в путь. Салтхуцес вместе с конвоем, состоявшим из ста человек конных и пеших имеретинцев, провожал нашего посланника не только до грузинской границы, но и до самой крепости Гори, куда они и прибыли 15 августа.

Таким образом, поручение, данное Соколову к царю Имеретинскому, не увенчалось успехом, и он отправился в Тифлис. Там он нашел население, недовольное русским правлением и решившееся заявить о своем тяжелом состоянии императору Александру.

Глава 24

Волнения в Грузии и участие в них членов царского дома