История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3

– По моему мнению, – отвечал на это Соломон, – в том, что царевичи имеют убежище в моем царстве, противного высочайшей воле государя императора ничего быть не может, потому что манифестом им даровано прощение во всех прежних их проступках и притом дозволено избрать местопребывание свое там, где они сами пожелают.

– Если даровано им прощение всех прежних проступков, то прощение это тогда только может иметь место, когда они, возвратясь в свое отечество, будут повиноваться законной власти и в верности русскому престолу принесут присягу, – чего они, однако же, не сделали. Что же касается данного им позволения избрать по желанию место всегдашнего своего пребывания, то и оное относится только до того, что они могут или оставаться всегда в своем отечестве, или же где пожелают в России, а не вне границы ее, на что, без особого высочайшего разрешения, никто из поданных права не имеет.

– В таком случае я невинно вовлечен в проступок против государя императора, – отвечал Соломон после некоторого молчания.

– По здравому рассудку кажется, что тот, которому прощены дурные поступки, должен бы был хорошими делами загладить заблуждения, в которые мог быть завлечен обстоятельствами, а не повторять их, как поступает противно всему царевич Александр, который, и в Имеретин не ужившись, скитается теперь по Азии.

– Я в таких поступках царевича Александра никакого участия не принимаю. Царевич, отпросись у меня на охоту, пропал без вести и потом вдруг очутился в Эривани.

– Я не сомневаюсь в том, что ваше высочество не принимали участия в его побеге, – отвечал Соколов.

– Я давно уже желал бы принести свое оправдание перед его императорским величеством или посредством письма, или же через посланника, которого отправил бы в Санкт-Петербург, но, зная, какою большою доверенностию пользуется у императора Кнорринг, опасаюсь, что если бы было отправлено такое письмо, то оно не дойдет, а будет удержано Кноррингом, а если будет отправлен посланец, то и его он, не допустив до Петербурга, вернет назад.

– Напрасно вы так думаете, и какой повод подал Кнорринг к тому, чтобы делать такое заключение? – спрашивал Соколов имеретинского царя.

– Когда я отправил в прошлом году зимою в Санкт-Петербург посланником князя Джефаридзе, то Кнорринг продержал его несколько времени в Георгиевске и потом отослал обратно. После этого я не имею более надежды на будущее время быть в близких сношениях с государем императором[551].

– По одному примеру не всегда можно судить о последующих. При том же Кнорринг не осмелился отправить в Санкт-Петербург князя Джефаридзе с таким поручением, какое ему было дано. Он сообщил вам письменно о причинах, по которым воспрещено было следовать ко двору посланным с подобными поручениями, и с ним же прислал вам доказательство своей справедливости.

– Конечно, так, – отвечал на это Соломон весьма сухо.

– Я бы желал видеть, – говорил Соколов, – царевича Константина, который, по желанию его императорского величества, должен мне быть поручен для доставления в Россию.

– Ничего решительного еще об нем я сказать не могу, – отвечал имеретинский царь, прощаясь с Соколовым.

Вскоре после этой аудиенции Соколов узнал, что Соломон вовсе не расположен и не думает дать свободу царевичу Константину, а еще менее отпустить его в Россию. До 3 августа велись переговоры через разных лиц, посещавших, по приказанию царя, наших посланников. В этот день, вечером, Соколов был опять приглашен к Соломону.

– Не угодно ли будет вашему высочеству приказать мне что-нибудь? – спросил Соколов, видевший, что его занимают совершенно посторонними разговорами, вовсе не идущими к делу.

– Ничего, – отвечал Соломон. – Я желал видеться с вами только для того, чтобы провести вечер в приятной беседе.

– Я имею сказать несколько слов, – сказал Соколов после благодарности за любезность царя.

Имеретинский царь приказал всем присутствующим выйти, оставив только при себе салтхуцеса князя Зураба Церетели и дядьку своего князя Бежана Авалова.

– По всеобщим слухам, – начал тогда Соколов, – ваше высочество скоро изволите отправиться в поход; то я прошу удостоить меня приказаниями относительно моей присылки. Не лучше ли будет, если ваше высочество, до похода своего, заблагорассудить изволите царевича Константина отправить со мною в Грузию, чтобы мне не запоздать и не пропустить лучшего времени для перехода через горы в сентябре месяце?

– Я постараюсь исполнить вашу просьбу, но надо иметь терпение еще на неделю, пока мдиват (писец), за которым я давно уже послал, не прибудет сюда. Ему также необходимо будет дать некоторое время для порядочного расположения ответной грамоты к императору.