История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Кавказ. Том 1

Разница в ведении войны происходила сколько от племенных различий, столько же и от характера местности: горы Дагестана совсем не то, что территория Чечни. Ровная и покрытая лесом Большая и Малая Чечня доступна и проходима почти всюду. Напротив, в Дагестане на каждом шагу встречаются теснины с отвесными склонами, горы, на которые ведет одна тропинка, пещеры, в которые можно спуститься только по веревке, переправы, к которым можно приблизиться только по карнизу под огнем из завалов, скрытых от любого выстрела, и, наконец, совершенно неприступные скалы.

Само расположение аулов в Дагестане давало жителям средство к защите. Брать с боя такой аул было дело отчаянное и допускалось только в обстоятельствах, важных для края. Впрочем, при приближении русских войск в большом количестве и после потери важных позиций и подступов к аулу горцы большей частью оставляли его без всякой защиты или покорялись. Обстоятельства, вынуждавшие их или на открытый и решительный бой, или на быструю покорность, это, во-первых, ограниченность земли, удобной для возделывания, а во-вторых, трудности доставки леса для построек. Недостаток возделанной земли заставлял горца дорожить своим родным ущельем, небольшим куском поля и сада. Бросить аул значило отказаться от материального обеспечения и стать нищим – тем более что в большей части Дагестана приходилось за отсутствием в горах арб и арбяных дорог тащить лес волоком за сорок, пятьдесят, а иногда и 70 верст. Все эти причины делают понятным, каким бедствием угрожал приход русских, которые, как было известно горцам, проложив однажды дорогу к какому-либо аулу или общине, приходили в другой и третий раз в самые неприступные ущелья.

Решительный образ войны горцев был нам выгоден, потому что потери в бою ослабляли их физически и морально. В последнее время некоторые из их огромных аулов сделались ничтожными, а другие совершенно опустели: в Гоцатле из 400 домов осталось 40, в Ашильты из 250 – 15, в Зырянах из 70–15, в Белаканах из 250–130, в Чиркее из 780–650, в Мехельты из 750–500, Старый Гоцатль, Цельмес и Орати совсем исчезли. В беспрерывной войне погибли их лучшие воины: в 1832 году Кази-Мулла с приближенными ему мюридами, в 1834-м Гамзат-Бек со своими сподвижниками, в Ахульго – знаменитый Али-Бек, Сурхай, Али-Чула и другие. Горы оскудели хорошим оружием, в последнее время у редкого горца была шашка и пистолет, и у немногих хорошее ружье и кинжал. У чеченцев, напротив, редкий был без шашки и пистолета, у многих было отличное оружие, да сверх того у чеченцев было много конных, тогда как в горах почти все были пешие.

Из этого видно, как отличались военные обстоятельства Чечни с положением горцев. В Чечне русские войска сожгут, бывало, несколько аулов, а через год туземцы построят новые, мы еще раз повторим погром, истребим на полях хлеб и сено – чеченцы укроются в лесах. Там за месяц выстраивались турлучные сакли, расчищался лес, и чеченцы снова богаты пашней и лугами. Никто не мешал им по уходе наших войск снова пасти скот на прежних лугах и часть запаса перевезти до нашего прихода в глубь лесов. Войска весьма часто двигались по Чечне и нигде не встречали ни жителей, ни имущества, ни скота, но хлеб на корню или в скирдах, запасы сена и в дальнем лесу новые аулы доказывали, что страна не совсем опустела, а ежедневная перестрелка с невидимым неприятелем подтверждала, что страной этой ее воинственные обитатели дорожат или мстят за ее опустошение.

При движении наших отрядов по Чечне всегда впереди шел авангард, потом главные силы, при них подвижной парк, транспорт, обоз и, наконец, арьергард, главная колонна справа и слева прикрывалась особыми колоннами с непрерывной цепью от авангарда до арьергарда, кавалерия, в зависимости от характера местности, располагалась впереди, сбоку или в середине отряда.

На открытых местах неприятеля как будто не существовало, но лишь только отряд вступал в лес, как тотчас же начиналась перестрелка – редко в авангарде, чаще в боковых цепях и почти всегда в арьергарде. Чем пересеченнее местность, чем гуще лес, тем сильнее была перестрелка. Разгоралась неумолкаемая канонада, число раненых в цепи росло, а неприятеля почти нет: виден один, два, десяток, и все они мгновенно изчезают. Но когда ослабевала цепь или расстраивалась какая-нибудь часть отряда – арьергард или боковая колонна, – как вдруг являлись сотни шашек и кинжалов и с гиком кидались на солдат. Если неприятель встречал в наших войсках стойкость, он мгновенно исчезал за деревьями и снова открывал убийственный огонь. Подобный маневр повторялся до тех пор, пока не кончится лес или сами чеченцы не понесут значительного урона.

В Чечне неприятель, можно сказать, был невидим, но его можно было встретить за каждым кустом, изгородью и в каждой балке. Только тот кусок земли можно было считать нашим, где стоял отряд, но впереди, сзади, с боков – везде неприятель. «Наш отряд, – говорит Пассек, – как корабль, все разрежет, куда пойдет, и нигде не оставит следа; где прошел – ни следов опустошения, ни следов покорности».