История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Закавказье. Том 2

В семейном быту власть родительская неограниченна. Уважение к отцу и старшим составляют исключительную черту народного характера и семейной жизни. Взрослый и даже женатый сын не имеет права садиться в присутствии отца и старшего брата. Вообще, младший обязан всегда уступать старшему лучшее место, в почетном углу дома, а в толпе пропускать его. Отец не отвечает ни перед кем за жизнь своего ребенка. В этом отношении абхазцы совершенно сходны с черкесами. Отец и здесь не должен ласкать детей: ласка считается выражением слабого характера. От этого отец является в семействе человеком угрюмым, суровым, властелином гордым и деспотичным. Если злоупотребления родительской власти случаются не часто, то причиной тому обычай отдавать детей на воспитание в чужие семейства. Между князьями и дворянами обычай этот, во всех племенах абхазского народа, был явлением обыкновенным и непременным, а простой народ также придерживался этого при возможности и средствах.

Передача новорожденного в руки аталыка сопровождалась у абазин всегда особыми церемониями.

С раннего утра съезжались на пир гости к отцу новорожденного попировать, поджигитовать и попить на славу.

Среди шума и общего веселья раздавались выстрелы, и, по седьмому выстрелу, отец передавал ребенка в руки аталыка.

Все собрание отвечало на седьмой выстрел общим залпом, и на пороге сакли показывалось сияющее от удовольствия и сознания собственного достоинства лицо аталыка.

Бережно держа на руках младенца, он проносил его мерными шагами в свою саклю, между двумя рядами девушек, певших колыбельную песню:

Прекрасный мальчик,
Хорошенький мальчик,
Бог посылает в тебе нам джигита…

и проч.

Переступив порог своего жилища, аталык клал младенца на пол и, взывая к Мерей-Моп (Сыну Марии), испрашивал благословение новорожденному. Затем, взяв кусок священного воска, аталык прикасался им несколько раз ко лбу и губам воспитанника; потом, нарисовав на куске железа или жести очертание креста, обводил его кинжалом, и таким образом приготовлялся амулет.

Взяв в руки этот кусочек, аталык произносил молитву.

– Бог, сотворивший нас! – говорил он. – Жизни нашей сберегатель, ты даешь нам хлеб, даешь нам мужество и храбрость… избавляешь от пули и шашки врага; помоги мне, в нужде и кровной обиде, оставить на моем оружии кровь врага твоего и моего, недостойного твоей милости, недостойного и моего прощения. Но не дай мне в мести и вражде согрешить против твоего приказания!

«Зашив амулет в кожу и прикрепив к нему тесьму, непременно из воловьей или, еще чаще, из бараньей жилы, аталык надевает это сокровище на ребенка».

В первые дни жизни младенца попечение о нем аталыка может быть сравнено только с попечением родного отца, а ласки, расточаемые им своему воспитаннику, – с нежной любовью матери. До шестилетнего возраста мальчик оставлялся на воле, но с этого возраста начиналось систематическое его воспитание, составлявшее немалый труд для аталыка и пытку для ребенка. С наступлением седьмого года аталык бережно переносил сонного ребенка с мягкого и душистого сена, служившего ему постоянным ложем, на жесткий войлок.

Проснувшись наутро, мальчик приходил в недоумение, но аталык скоро разъяснял ему новость положения.

– Сегодня ты должен проститься с негою и сеном, – говорил он своему воспитаннику. – Тебе ровно шесть лет, а это начало жизни горца, начало терпения, труда, пытки и бессонных ночей. Сегодня мы с тобой забьем первый заряд в дуло винтовки, сегодня ты услышишь первое ржание твоего коня…

– Как моего? – перебивал еще более удивленный мальчик.

– Так, твоего, – спокойно отвечал аталык. – Отец твой знает правила горского воспитания, помнит, что сегодня шестилетие его сына, и прислал ему винтовку, пару пистолетов, кинжал, шашку и чистокровного карабахца.

С этими словами аталык показывал ребенку все вещи и коня, присланного ему отцом. Молодая кровь кипела в жилах горца; он с охотой учился стрелять, крепко держаться в седле, управлять бешеным конем – все это его тешило, занимало его. Воспитатель учил его не терять напрасно пороха и стрелять без промаха. От забав и легких занятий аталык переходил к более трудным, и мальчик мало-помалу втягивался в суровую и полную лишений жизнь горца.

Часто, в самые темные и ненастные ночи, аталык будил своего воспитанника, накидывал ему на плечи бурку, пристегивал кинжал, а за плечо винтовку и уводил из сакли.

Взявшись рука за руку, молча взбирались они на скалы и проходили по краям бездны. Ветер, волнуя потоки на дне мрачной пропасти, свистал вокруг путников; густой мрак ночи изредка прорезывался ярким лучом молнии и на мгновение освещал окрестность; тогда усталые и измученные, но добровольные скитальцы отыскивали удобное место, расстилали бурки и кидались на свою постель. Но и тут аталык не давал заснуть утомившемуся юноше.