История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6

Султан Ахмед-хан Аварский распускал слух среди дагестанцев, что, разорив селение Андреевское, русские схватили всех жен и распродали их на рынках; что подобная участь грозит всем магометанам, и потому он идет на освобождение веры. Следовавшая за ним толпа большею частью никогда не видала русских; почти все жители Андреевских селений были в заговоре с лезгинами и дали присягу аварскому хану, что будут исполнять его волю. Сурхай-хан Казикумухский готовился к обороне. Генерал Вреде спрашивал, какая опасность заставляет его укреплять свои границы тогда, когда русские всегда готовы защитить его, если он объявит своих неприятелей. Сурхай отвечал, что недоброжелательство к нему Аслан-хана Кюринского заставляет его принять меры к защите[477].

Чеченцы собирались в разных местах небольшими партиями и, в ожидании прибытия подкреплений, скрывались в лесах; они намерены были напасть на Грозную и прервать наши сообщения с Тереком. Главнокомандующий приказал находившемуся в крепости Грозной полковнику Грекову делать частые вторжения в Чечню и тревожить население как в Хан-Кальском ущелье, так и к стороне Аргуна, стараясь захватывать людей, скот, лошадей, сжигать хлеб, сено – словом, наносить им сколь возможно более вреда.

«Есть известие, – писал Ермолов Грекову[478], – что большая партия чеченцев собирается на Аргуне, чтобы действовать на сообщение наше с Тереком. Хорошо, если бы вы воспользовались сим случаем, когда все внимание чеченцев обращено на отряд при сел. Андрееве, и сделали бы набег за Хан-Калу, стараясь захватить все, что возможно».

Вместе с тем все селения, лежавшие на пути сообщения с Тереком, были уничтожены, чтобы хищники не могли защищаться в них, переправы были очищены от камышей, в которых могли скрываться горцы перед нападением.

Ермолов приказал всех аварцев, приезжавших по торговым делам в города Кубу и Нуху, брать под стражу и отправлять в Елисаветпольскую крепость, где и употреблять в крепостные работы. То же самое делать и с теми, которые приедут в Кахетию, причем «тот, кто представит начальству взятого аварца, имеет право пользоваться его товаром и другим имуществом беспрекословно»[479]. Арестование нескольких соумышленников Ших-Али в Кубинской провинции и советы шамхала Тарковского несколько образумили акушинцев, и они отказались от нападения на Кубинскую провинцию и вообще от содействия аварскому хану и его брату Хасан-хану Дженгутайскому. Такое решение акушинцев значительно ослабляло силы дагестанцев; тем не менее 1 июля, в урочище Кубдень-Дыкка съехались на совещание: Ших-Али, аварский хан и брат его Хасан. Они положили собраться на р. Богуляль и оттуда двинуться: аварскому хану к Казиюртовскому укреплению, брату его Хасан-хану Дженгутайскому против отряда, расположенного в Андреевском селении, а Ших-Али и Абдул-бек Эрсинский, соединившись с каракайтагцами, двинутся на Табасарань и будут стараться ворваться в Кубинскую провинцию[480].

В Кубинской провинции власть беков, до бесконечности угнетавших народ, была ограничена, и освобождавшееся из-под их власти население охотно исполняло все наши требования. Кубинцы образовали из себя пограничную конную стражу и назвали ее диванными нукерами. Скоро служить в нукерах стало считаться большим почетом, и многие искали случая поступить в дружину.

Таким образом, среди населения Кубинской провинции нельзя было ожидать волнений, но для защиты ее от внешних неприятелей главнокомандующий отправил в Кубу генерал-майора князя Мадатова, под начальством которого должен был сформироваться отряд в 1500 человек пехоты из полков Троицкого и Севастопольского, при 6 орудиях, и 800 человек казаков при двух конных орудиях. Для усиления князя Мадатова Ермолов приказал ему потребовать татарскую конницу от ханов Ширванского, Шекинского и Карабагского. Переправившись через р. Самур, князь Мадатов должен был идти навстречу мятежникам, если бы они появились у Курага или Чираха.

«Ты, верно, уже пришел с иностранными твоими легионами (татарами), – писал Ермолов князю Мадатову[481]. – Теперь надо ограничиться наблюдением за Табасаранью и пользоваться случаями делать возможный вред Абдул-беку Эрсинскому, зятю Ших-Али-хана… Если, видя тебя приблизившегося к Табасарани, акушинцы, которые по глупости своей думают себя вправе во все мешаться, обратятся к тебе со своими бумагами или посланцами, ты отвечай им, что без приказания моего не можешь вступить с ними ни в какое объяснение, но только знаешь то, что будешь истреблять тех, которые осмелятся делать вред подданным государя. Я бы желал, чтобы они были покойны сколько возможно времени. Ударит час воли Божией – и преступники изобличатся».

«Размножай страх и ужас между злодеями, – писал главнокомандующий князю Мадатову[482], – ты хорошо знаешь татар. Акушинцев, если они не восстанут явно, надобно держать до известного времени в обольщении. Ударит час воли Божией!»