История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6

Под покровом темной декабрьской ночи казикумухцы спустились с гор и, внезапно вторгшись в селение Чирах, вырезали большую часть спавших в казарме солдат (80 человек), и лишь немногим удалось скрыться в укреплении. В числе успевших избежать смерти был прапорщик Щербина, собравший вокруг себя до 50 человек нижних чинов и засевший с ними в мечети, обращенной в магазин. Окружив со всех сторон Чирах, Сурхай уничтожил все мосты, отрезал защитников от крепости Кюры (Кюраг) и лишил возможности майора Троицкого полка Ягупова оказать помощь Чирахскому посту[497].

Осажденные были поставлены в крайне затруднительное положение: деревня и солдатская казарма были заняты неприятелем, употреблявшим все усилия к тому, чтобы прежде всего овладеть мечетью и ее высоким минаретом. Желая выручить товарищей, засевших в мечети, Овечкин произвел вылазку, но Щербина просил его возвратиться.

– Береги людей для охраны крепости, – кричал он ему, – они нужнее меня отечеству! Я обрек себя на смерть, но умру недаром, и если не станет свинцу, то своим падением задавлю неприятеля.

В течение целого дня Щербина и его товарищи били горцев на выбор, но зато десятки пуль проникали в амбразуры и число храбрых уменьшалось. Наконец горцам удалось отбить двери, ворваться внутрь мечети и броситься в кинжалы. Защищаясь штыками, наши солдаты пали геройскою смертью, но несколько человек из них с прапорщиком Щербиною успели забраться в минарет по лестнице, и каждая голова горца, показывавшаяся в узком отверстии, слетала вниз на окровавленную площадку. Лишившись многих храбрых, казикумухцы отказались от штурма лестницы и стали подрывать минарет. Два дня Щербина и его немногочисленные товарищи оставались без пищи и воды, наконец минарет был опрокинут и храбрый офицер вместе с солдатами были погребены под его развалинами. Ободренные горцы пытались штурмовать укрепление, но, встреченные картечью, спустились в ров и завязали перестрелку. Чтобы вернее поражать неприятеля, солдаты взбирались на бруствер и подвергали себя верной смерти; ряды защитников редели, и большая часть офицеров была или убита, или ранена. Осада длилась уже три дня, и в укреплении не было ни капли воды; несколько удальцов, спускаясь ночью с бруствера, прокрадывались к реке, находившейся не далее 200 шагов от укрепления, но немногие из них вернулись. Солдаты глотали порох, чтобы утолить жажду, и посылали последние пули на поражение врага. Казикумухцы требовали сдачи, но предложение это, несколько раз отвергнутое в начале осады, возбудило теперь некоторое колебание. Заметив, что солдаты переглядываются между собою, штабс-капитан Овечкин, с простреленною ногою, обходил ряды и ободрял своих подчиненных.

– Товарищи, – говорил он, – я делил с вами труды и славу, заслужил с вами все раны, не один раз водил вас вперед и никогда не видал в побеге. Не дайте же при конце моей жизни увидеть вас, как трусов, без оружия, а себя в постыдном плену. Уж если вы решились опозорить имя русское, то прежде пристрелите меня и тогда делайте что хотите, если не можете делать того, что должно: убейте начальника, когда не хотите бить врагов.

Еще никогда не бывало, чтобы русский солдат покидал своего начальника, а тем более не повиновался ему. Слова и пример Овечкина ободрили защитников, и они снова кинулись на вал – и снова посыпались пули в засевшего во рву неприятеля. Прошло несколько часов, и штабс-капитан Овечкин, от потери крови, стал приходить в бессознательное состояние. Тогда фельдфебель одной из рот предложил сдаться. Овечкин встрепенулся и приказал связать фельдфебеля.

– Я застрелю, – сказал он, – того, кто первым упомянет о сдаче!

Приказав поднести себя к орудию, Овечкин сам взял фитиль и выстрелил, но в это время десятки пуль ворвались в амбразуру и, простреленный двумя из них в бок и ухо, Овечкин покатился с платформы. Лишившись начальника и изнемогая от усталости, защитники дрались отчаянно, как вдруг на склоне гор засверкали русские штыки отряда, спешившего на помощь. Имея уже известие о поражении Ермоловым акушинцев, Сурхай предпочел избегнуть встречи с русскими войсками. Оставив во рву 40 лестниц, казикумухский хан торопился уйти, не ожидая прибытия отрядов, один за другим пришедших к Чираху: из Зиахур (Зейхур), под начальством капитана Севастопольского полка Агеева[498], и из Кюры, под начальством генерал-майора барона Вреде[499]. Прибывшие с восторгом приветствовали осажденных, из которых осталось только 70 человек и из них лишь восемь человек не раненых[500].

Между тем Ермолов, не ограничиваясь рассеянием акушинцев, двинулся далее, разорил несколько богатых селений и, не встретив на пути ни одного человека, 21 декабря занял Акушу, оставленную жителями. Горцы признали необходимым покориться, и из отдаленных мест народ приходил просить пощады и присягал на верность.