Между тем князь Иван Абашидзе с толпою в 800 человек имеретин занял селение Сазано и призывал жителей к восстанию. Многие имеретины спешили соединиться с ним и, провозгласив царевича Вахтанга, незаконного сына царевича Давыда, царем Имеретин, намерены были идти в Кутаис[585]
. «Я, Вахтанг, царевич, – писал он[586], – посылаю по-братски поклон вам, все Мухурлинские. О нашем же обстоятельстве скажу вам, что победа наша. Поверьте, что ниже Кутаиси ни одного русского не оставили, всех истребили».Для увещания собравшихся был отправлен князем Ростом Эрнстов, имевший с собою письма князя Зураба Церетели к Ивану Абашидзе и главному его сообщнику, князю Вахтангу Батонишвили. Князь Зураб Церетели просил их оставить свои замыслы и разойтись, но коноводы мятежа не приняли совета, и посылка Эрнстова не привела ни к каким результатам.
Князья Церетели, говорили Эрнстову мятежники, только и знают писать, а отечества своего не защищают.
Бунтующие князья разослали повсюду письма, угрожая сжечь и разграбить имущество тех, кто не согласится быть с ними. Хотя угрозы эти действовали на многих имеретин, но зато весь Шаропанский округ, на который князья Абашидзе особенно рассчитывали, имея там главные связи родства и почти все свое имущество, отказался от соучастия с мятежниками.
В таком положении были дела в Имеретин и Гурии, когда генерал-майор Вельяминов 2-й прибыл в г. Гори. Познакомившись с подробностями из полученных донесений окружных начальников, майоров Кащенко и Андреевского, генерал Вельяминов счел необходимым взять с собою батальон Херсонского гренадерского полка и отправил приказание, чтобы все войска, находившиеся в Имеретин, были сосредоточены в Кутаисе и Марани, за исключением тех, которые охраняли дорогу от Кутаиси до Сурама и от Кутаиси до Редут-Кале. Чтобы не встретить недостатка в продовольствии, Вельяминов приказал закупить 500 четвертей хлеба в Грузии, так как в Имеретин достать такового не представлялось никакой возможности.
«Трудно поправлять испорченное дело, – писал Вельяминов Ермолову[587]
, – и я не знаю, удастся ли порядочно из него выпутаться.Если половина того, что пишет Кащенко, справедлива, то дела имеретинские хуже, нежели в прошедшем году были. Однако же, надеясь на Кесарево (Ермолова) счастие, я не унываю. Прошу только не оставлять меня наставлениями. Тьма обманщиков ожидает меня, и я боюсь их сетей. Пришлите записку о всех, коих назначено было схватить. Это полезно мне будет для распутывания мошеннических связей».
Письмо это, вместе с донесениями окружных начальников, убедило главнокомандующего, что волнения в Имеретин и Гурии принимают обширные размеры и что для подавления восстания необходимы решительные меры. Поручив князю Левану Дадиану собрать свои войска и охранять сообщение между Редут-Кале и Маранью, Ермолов приказал отряду подполковника Згорельского немедленно оставить Гурию, где он мог быть окружен весьма значительными силами собравшихся мятежников, и отправил в Сурам батальон 7-го кабардинского полка. Генерал-майору Власову с двумя сотнями казаков приказано было следовать через Новомалитский пост до Квирильского поста, где остановиться, поддерживать сообщение с отрядом начальника штаба и наблюдать преимущественно за теми дорогами, которые пролегали со стороны Ахалциха на селения Шроши и У бисы, где жили бунтовщики князья Иван Абашидзе и Николай Пинези Абашидзе. Объявив обоих и Кайхосро Гуриеля изменниками государства, главнокомандующий лишил их защиты законов и прав на имения. Той же участи он обещал подвергнуть всех тех князей и дворян, которые дадут им у себя пристанище или будут участниками в бунте[588]
.«Убеждаю народ имеретинский, – писал Ермолов в своем воззвании к населению[589]
, – обратить внимание на следствия возмущения. Грозит оно бедствием стране несчастной! Народ, приступающий к возмущению, начинает нарушением клятвы, принесенной пред лицом Бога в подданстве и верности своему государю. Бог, мститель клятвопреступлений, не потерпит начинаний беззаконных.Теперь наступило время духовенству показать благочестие кроткими христианскими внушениями, князьям и дворянству воздержать преступивших обязанности верноподданных и наклонных к преступлению.
Прошедший год служить может лучшим доказательством, что не хотел я употребить силу оружия против единоверцев, таких же, как и я сам, подданных великому государю, и не было ни одного выстрела. Не хотел и теперь прибегать к оружию, но вижу к прискорбию моему, что необходимость к тому понудит. Желаю отвратить несчастья страны бедной и разоренной, не озлобляюсь и не отмщеваю народу, ибо знаю, что обманут он малым числом людей злонамеренных.