История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к откр

Мтиулетинцы, гудомакарцы, хевсуры и жители Хевского ущелья также волновались и намерены были напасть на Пасанаурский пост, охраняемый незначительным гарнизоном, имевшим «весьма неисправное оружие». Вслед за тем в Тифлисе получено было известие, что жители Ксанского ущелья и осетины собрались против селения Цирков и, вооруженные, двинулись в Горийский уезд к селению Чалам. Посылаемые отряды разгоняли собравшихся, но не могли прекратить волнений и грабежа. Уступая силе, хищники разбегались и через несколько дней снова появлялись, то на Гартискарском посту, близ Пасанаура, то вторгались в Памбакскую провинцию, или отгоняли скот, пасшийся у Беканта. Караклис, селения Метехи, Саганлуг, Демурчасалы, Казанча, Артик, Ларе и Кайшаур испытали их вторжение. Все эти места требовали обороны, которая затруднялась еще более вследствие ложной системы, принятой в устройстве внутреннего управления вновь покоренными ханствами.

Не уничтожая ханского звания и плодя ханов, граф Гудович создавал себе тайных врагов или в лице самих правителей, или среди туземного населения. Жители Дербентского ханства жаловались на притеснения шамхала Тарковского, на установление новых налогов и поборов. В Кубе происходили волнения и беспорядки. Поставленный там наибом Хаджи-бек был человек слабого характера, нерешительный и не имевший никакой силы в народе. Не принимая участия в делах, он жил большею частью в своей деревне, предоставив распоряжаться ханством беглому Ших-Али-хану. В этом виноват был сам главнокомандующий, не дозволявший русским властям вмешиваться в управление туземного населения. Пользуясь бездеятельностью Хаджи-бека и тем, что ближайший надзор за кубинским владением был поручен генерал-майору Гурьеву, находившемуся в Баку, Ших-Али избрал себе доверенным лицом Явангул-бека, через которого и управлял кубинским владением. Он разъезжал по селениям, устанавливал налоги, собрал с жителей более 14 000 руб. и даже учредил монетный двор. Хаджи-бек не противился существовавшему порядку; оставленный без всякой поддержки и опоры, он боялся Ших-Али, при котором всегда находилось до 400 человек хорошо вооруженных лезгин[183].

Граф Гудович, подобно Хаджи-беку, не найдя средств к удалению Ших-Али, предписал генерал-майору Гурьеву ласкать его и стараться обратить к верности и усердию, но советы главнокомандующего были до того оригинальны, что не обещали никакого успеха. «Ших-Али, – писал он, – продолжайте ласкать, а между тем держите оного в неизвестности, дабы тем надежнее обратить его к верности и усердию для российского правления; не упускайте случаев уверять его, что владение его никогда уже из наших рук не выйдет, а потому и оставил бы он уповать на персиян и сноситься с ними, а во всем вспомоществовал бы нашим пользам. Сим единым средством найдет он во мне своего ходатая пред всемилостивейшим Монархом, но прежде он не может надеяться достигнуть ханства кубинского, пока не приедет ко мне, ибо на таковое важное достоинство должен он принять присягу в присутствии моем»[184].

Такое поручение Гурьеву, после изгнания Ших-Али из ханства и назначения шамхала Тарковского ханом Дербентским и Кубинским, было более чем странно. Ших-Али понимал, что его не предпочтут шамхалу; что он может добиться ханства только одной силой, и, конечно, не ехал в Тифлис, чтобы присягать в присутствии главнокомандующего. К тому же, по азиатским понятиям, присяга, данная гяуру, не обязывая присягавшего исполнять в точности данную клятву, не была для нас залогом верности ханов.

Мехти-Кули-хан Карабагский присягал в Тифлисе, клялся быть верным, а по приезде в свое владение стал действовать против интересов России. Он окружил себя лицами, нам недоброжелательствующими, и на границе с Персиею поставил таких правителей, которые снабжали хлебом его брата, изменника Абул-Фетха, и были посредниками в сношениях хана с персиянами. О доставлении провианта нашим войскам Мехти заботился настолько, что солдаты получали только половинную порцию. Ссылаясь на то, что Карабаг разорен персиянами, что в нем нет хлеба, Мехти-Кули-хан просил убавить число русских войск, находящихся в его владении, и запретить начальникам вмешиваться в его управление. Вмешательство это состояло в том, что подполковник Котляревский требовал отпуска солдатам полной дачи продовольствия и указывал на значительные запасы провианта, которые, по ходившим тогда слухам, были сделаны ханом для персиян, в случае появления их в Карабаге. Главнокомандующий, все еще веривший в чистосердечие Мехти-Кули-хана, давал преимущество его представлениям и писал хану предупредительные и вежливые письма.