История воссоединения Руси. Том 3

а в монастыри, существовавшие, по мнению большинства, лишь для того, чтоб из них «текли к небесам реки молений», являлись они иной раз и собственной испуганно-свирепой особой. «У вас в монастыре (говорится в одном старинном панегирике Межигорскому игумену) найдёшь штодень коваля з молотом, теслю з сокирою и инших мастеров из далёких мест з розным начиньем, мовячих с покорою: Отче, роскажи, што робити: обецялихмося за спасение души попрацювати тому святому местцю». Из «Тератургимы» Кальнофойского [21] мы знаем, что так поступали и черноморские пираты, давая, в минуту видимой гибели или крайнего бедствия, набожные обеты; а некоторые монастыри, как например Межигорский, от частых вкладов и пособий со стороны казаков, даже назывались казацкими. [22] Надобно при этом помнить, что, при существовавшем в Польше самоуправстве, в казацкое войско вписывались и такие люди, как Сагайдачный, люди шляхетные и по происхождению и по обычаям. Они-то, от лица низовых утлавов, делали манифестации в пользу православия в моменты своего перевеса над партией «казаков-черни»; но и эти люди не были в состоянии казацкую религиозность поднять выше язычества. [23]

Такими-то путями политика объединения Руси с Польшей, сперва в духе шляхетского полноправства, а потом в духе римского католичества, приводила к социальному и религиозному единению на Руси, как лучших между людьми божественного слова и людьми кровавого меча, так и худших между ними. Из под многолетней ржавчины, произведённой чужеземными влияниями, в огне сильно возбуждённых страстей, выковывалась народность первобытная. Незримо для польских политиков и бессознательно для самих русичей южнорусский элемент всё более и более отособляется от польского, для воссоединения с элементом севернорусским, под охраной церкви.

Воссоединению Руси помогал, наперекор самому себе, и праведный в своём роде Кунцевич. Он, сын новоград-волынского чеботаря, по важности своего поста и по противоположности достигнутых им результатов с его намерениями, стоит весьма близко к высокоурождённым Острожским, Замойским, Жовковским, Конецпольским, Потоцким, которые воображали, что созидают из развалин Руси новую Польшу, а в самом деле вырабатывали в ней людей, предназначенных для расширения России. Кунцевич, добиваясь единства веры в Польше с энергией, в которой не превзошёл его никто из ренегатов православия, едва ли не больше всех их подвинул юго-западную Русь к слиянию с северо-восточной.

Полотский архиепископ прибегал к самым радикальным мерам в тех случаях, когда красноречие его оказывалось недействительным. Где унии не принимали, там церкви и монастыри стояли пустками; попов и монашествующую братию изгоняли с позором, невзирая ни на лета, ни на убожество; а когда народ, лишённый предковских святилищ, устраивал шалаши для ненавистного папистам богослужения (нередко плетневые), — архиепископ, вспомоществуемый местной властью и религиозными фанатиками, разрушал народные молельни, как языческие капища. Этого мало: подобно тому как на Западе изгонялись иногда из государств целые корпорации и даже народности ради единства вероисповедания, Кунцевич домогался поголовного изгнания из пределов Речи Посполитой всех схизматиков, то есть бывших его единоверцев. [24]