Если Казимир III жаждал отрезать от разорённой татарами Руси Червенские города в видах своего государственного хозяйства, то польские паны, со своей стороны, должны были видеть в карпатском Подгорье и Поднестрии благодатное поприще для хозяйства сельского. Это было драгоценнейшее их достояние, за исключением Украины обеих сторон Днепра, которая, через два с половиной века, пришла им в руки путём колонизации. Но золотое руно всегда охраняется каким-нибудь драконом. Едва успели выходцы из песчаных, лесистых и болотистых местностей расположиться новыми посёлками на своих чернозёмных займищах по торговому тракту между пышным Царьградом и невзрачным Краковом, как уже на Босфоре водворились азиатские варвары. Приспособив христианскую столицу к мусульманскому быту, османлисы распространили своё право сильного вдоль северного побережья Чёрного моря, и скоро подчинили своей верховной власти Крымский полуостров с остатками старой Кипчакской Орды, с ханством таврических Гиреев Чингисхановичей. С того времени открытый Казимиром источник государственного и частного богатства, плодородная червоннорусская земля с её живописной, текущей молоком и мёдом Подолией, эта Колхида польских искателей счастья, очутилась в виду чудовища, которое беспрестанно требовало у Польши человеческих жертв. С ужасом отодвинулась Польша от Чёрного моря. Опустел её хлебный рынок Кочубей вместе с другими пунктами черноморской торговли. Балаклей, Чапчаклей, Витовтовы Бани, всё это превратилось в груды камней, в засунувшиеся рвы, в терновые заросли, которые польским географам XVI века представлялись почти такими же тёмными памятниками грекославянской цивилизации, как и предполагавшиеся в низовьях Днепра остатки древней Трои. Сбивчивая смесь татарских и русских названий, спутанные воспоминания отдалённейшей исторической старины с эпохами недавними — сами по себе говорят о частых сменах неведомых истории поселенцев, которые смело располагались на пустынных займищах своих, смело бросались, подобно сказочному Язону, на чудовище, питавшееся живыми людьми, и, когда исчезали вместе со своими кошами и городками, некому было даже повествовать о великой отваге их. «Kraj błogosławieństwa, kraj niedoli»; этими словами определяет весьма типически характер старинной Галичины новейший польский историк. Да, в этом крае соединение щедрых даров природы с семейными утратами и непрерывными общественными бедствиями поражает воображение трагическим контрастом своим. Но, если объять историю Червонной Руси с более широкой точки зрения, то на место печального частного развернётся перед нами величавое общее.