Командование признавало, что, помимо "важного морального значения", получилась громадная разница в материальном обеспечении летчиков-солдат и летчиков-офицеров и их семей в случае гибели летчика или посадки в расположении противника. Летчик-солдат получал 90 руб. в месяц. Летчик-офицер, выполнявший ту же боевую работу, — около 300 руб. жалования и не менее 200 руб. так называемых "залетных" — всего 500 руб. в месяц. "Залетными" считались деньги, выплачиваемые летчику-офицеру за совершение боевых (т. е. таких, которые сопряжены с опасностью для жизни), служебных (по приказанию командования, если они не терпят отлагательств) и охранных полетов, "когда они совершаются по приказанию командующего армией или лица, равного ему по власти"[211]
. Столь существенное различие в оплате одинаковой работы не могло не вызвать антагонизма между летчиками-офицерами и летчиками-солдатами. Кроме того, во многих отрядах летчиков-солдат не допускали в офицерское собрание.Остро ощущалась нехватка технических кадров для авиации. В начале войны подготовкой таких специалистов никто всерьез не занимался, если не считать курсов при Петроградском политехническом институте. В конце 1916 г. авиационные части имели только 30
Контингент летчиков также пополнялся из технического состава армии. Возраст кандидатов в летчики был установлен 18–20 лет. Для поступления в авиашколу требовалась "обязательная аттестация командира части". Списки кандидатов направлялись непосредственно в распоряжение Авиадарма.
Несмотря на героическую боевую деятельность русских летчиков, вести борьбу в воздухе становилось все труднее. С фронта в тыл непрерывно поступали сводки о потерях в людях и технике. Председатель Государственной Думы М. М. Родзянко написал в Авиадарм письмо, в котором отметил "… грустную картину состояния нашей авиации на фронте" и просил "пожалеть наших доблестных воинов, несущих огромные потери по причине печального положения материальной части". М. М. Родзянко требовал поднять авиацию "на должную высоту". Он предлагал поставить во главе авиации одно ответственное лицо с большими полномочиями и хорошо знакомое с авиацией, шире привлечь военных летчиков к делу управления авиацией. Но это был "глас в пустыне" — министерская чехарда, развал промышленности и транспорта, непрерывная смена командования на фронте не сулили ничего хорошего. Империя уже шла к своему крушению. Между тем все ответственные государственные посты продолжали занимать великие князья — люди, не компетентные в военном деле. С начала 1917 г. в классовой структуре летного состава произошли серьезные изменения. Особенно быстро развивался этот процесс после Февральской революции. На 1 июня в военно-воздушном флоте (без морской авиации) насчитывалось 775 военных летчиков, в том числе 521 офицер и 254 солдата. К 1 ноября 1917 г. в авиации находилось уже 295 летчиков-солдат. Непосредственно в авиаотрядах, действовавших на фронтах, из 662 летчиков 263 пилота были солдатами[212]
. Вместе с воздухоплавателями летный состав доходил до 2000 человек. Общее число привлеченных в воздушный флот вместе с тыловыми учреждениями и школами составляло 35 000 человек.Временное правительство не сумело обеспечить должного порядка и дисциплины в авиационных отрядах. Реорганизация аппарата управления авиации в условиях войны не могла не отразиться на состоянии дисциплины. Из циркуляра полковника Ткачева, разосланного 30 августа 1917 г. инспекторам авиации армий и командирам авиационных дивизионов, видно, что случаи грубого нарушения воинской дисциплины среди летчиков стали обыденным явлением. "По имеющимся у меня сведениям, — говорилось в циркуляре, — летчики одного из авиаотрядов, совершая перелет из одного места стоянки в другое, опустились в попутном большом городе, в котором под предлогом ремонта самолетов пробыли целую неделю, а один из летчиков позволил себе взять на самолет знакомую женщину" [213]
.