История времен римских императоров от Августа до Константина. Том 2.

Однако на это узкое определение наслаивается гораздо более широкое. Следуя ему, романизация означала прежде всего принятие римских форм цивилизации, стиля жизни, языка, литературы, а также морали, представления о ценностях и религии. Классическое доказательство того, что понимаемая так романизация действительно преследовала эту цель, находится у Тацита в «Агриколе»: «Следующая зима прошла в благотворных мерах. Чтобы приучить с помощью наслаждений разбросанных, грубых и поэтому склонных к войне людей к спокойствию и досугу, он (Агрикола) лично побуждал их и гласно поддерживал, чтобы они строили храмы, рынки, дома, причем он хвалил расторопных и бранил ленивых: так принуждение уступило место рвению. Он разрешил сыновьям князей обучаться свободным искусствам и ставил способности британцев выше усилий галлов, так что те, которые как раз отказывались от римского языка, теперь страстно желали научиться красноречию. Впоследствии наш облик даже добился признания, и часто можно было увидеть тогу. И постепенно перешли к удобствам, к портикам, баням и изысканным пиршествам. И это у неискушенных называлось культурой, тогда как это было частью рабства».

Сообщение о деятельности наместника в Британии могло иметь риторическую направленность, на деле же оно содержит, вероятно, рациональное зерно. Однако как бы ни были сильны тенденции к романизации во всех частях империи, они тем не менее не привели к нивелированию и унификации по римскому образцу. Они повлекли за собой в старых городских провинциях иные результаты, чем в военизированных пограничных зонах; слияние местных и римских богов на Ближнем Востоке имело иные последствия, чем в Британии или Германии. Если романизация на Западе нередко означала восприятие технически и духовно превосходящей культуры, то на Востоке она говорила всего лишь о готовности признать римскую власть, администрацию и особые формы точно так же эллинизированного римского мира, который, как чувствовали местные жители, они далеко превзошли на основе своих древних традиций греческой или восточной культуры.

Пограничные зоны и предполье империи

Начиная с 1 века до н.э. в Риме были заимствованы древние эллинистические представления, которые отождествляли римское господство с господством над всей ойкуменой, то есть над всем цивилизованным миром по средиземноморским представлениям, а выражаясь по-римски, над земным шаром. Эта концепция существует в официальных текстах, символически она выражена применением глобуса на римских монетах, который олицетворяет мировое господство. Изображения на монетах интерпретировались не только как попытка изобразить положение ойкумены на земном шаре, но и как символ мировой империи. Какой бы ни была картина мира у жителей империи, представляли ли они его окруженным океаном диском или шаром, их мир охватывал земной шар и вселенную, и над этим миром господствовал Рим.

Каким бы комплексным ни было это представление, оно не предполагало, что вся земля тоже занята римлянами или управляется ими. Противоречия между идеей римского мирового господства и военно-политической реальностью существовали с самого начала. Следуя традиции Александра, римские полководцы всегда мечтали стяжать себе славу, пройти до границ ойкумены: Помпей со своим походом к Каспийскому морю, Цезарь со своими наступлениями до северо-западной оконечности Иберийского полуострова и позже в Британию. Однако оба полководца прервали эти широкомасштабные операции. Нечего было и думать о прямом и длительном овладении всеми затронутыми землями.

Контраст между претензией на мировое господство римской державы и фактически покоренными территориями, а также инструментарий и формы римского влияния в пространстве по ту сторону пограничной зоны обнаружились еще при Августе. Сформулированный только после его смерти заголовок латинской копии его «Деяний» говорит о том, что он подчинил земной шар империи римского народа. Характерно, что Август похваляется прорывами своего войска и флота в регионы, в которые до этого не заходило ни одно римское войсковое соединение, будь то дакские земли по ту сторону Дуная, города Аравии и Эфиопии или родина кимбров. Альбинован Педон, участник походов Германика 15—16 гг. н.э. позже описал переживания во время одного из таких продвижений на Северное море и тем самым к границам римского мира:

Они увидели, что оставили за собой день и солнце,

Уже давно они идут за пределами знакомых

Границ их мира через ужасные сумерки

К концу вселенной, к крайним морским берегам земли,

К тому океану, который отовсюду под своими волнами

Приносит страшных чудовищ, быстрых акул и тюленей,

Которые подхватывают и подбрасывают вверх корабли.