История времен римских императоров от Августа до Константина. Том 2

Гностические произведения охватывают все литературные жанры и формы. Они содержат утонченные теоретические построения, полные тайн иносказательные картины, которые дают почву для различных толкований, и трудно понимаемые космологические описания. Особенно всесторонними являются народные произведения, к которым принадлежат гностические евангелия, апокалипсы, а также деяния Иоанна и Фомы. В текстах чувствуются сильные эмоции, как, например, в гимне так называемого «Пистис София», гностического произведения на коттском языке: «Я сбросил свои путы и пришел к тебе, Боже, ибо ты меня спасаешь и помогаешь мне. Ты удерживаешь моих противников так, что их больше не видно. Твой образ всегда со мной, и он спасает меня в твоем милосердии... Я защищен покровом твоего духа («Пистис София», 69).

Гнозис был не в последнюю очередь вызовом раннему христианству. Он не знал ни догматизации своего учения, ни иерархизации своих общин. У него не было ни канона священных писаний, ни церкви. Если не принимать во внимание общие основные убеждения, которые, однако, ставили рамки для индивидуального мнения, эта религия давала возможность для теоретического развития. Если христианство стремилось к единому вероисповеданию, к упорядочению Священного писания и единству христианской церкви, то синкретический гнозис был противником всего этого.

Если в гнозисе наслаивались разнообразные религиозные и философские явления, то это относится также и к основанному Плотином (ок. 204—269 гг.н.э.) философскому течению — неоплатонизму. Предположительно родившийся в Египте Плотин, как и Ориген, примкнул к платонику Аммонию Саккосу. Скорее всего, чтобы ближе познакомиться с иранской и индийской философией, он участвовал в походе Гордиана III против сасанидов, потом в свите богатого покровителя и друга поселился в Риме. Он был там советником и учителем представителей высшего слоя; Галлиен и императрица Салонина тоже оказывали ему большое доверие. Плотин тогда мечтал основать Платонополь, город для философов в Кампании, но проект не был осуществлен.

Чрезвычайный авторитет Плотина основывался не только на привлекательности его философии, но и на его безупречном образе жизни, а также на том, и это не в последнюю очередь, что ему приписывали оккультные способности. Из всех учеников Плотина важнейшей фигурой стал сириец Порфирий. После смерти Плотина он опубликовал «Эннеады», философский трактат Плотина, подразделенный на девять групп. Хотя по своей структуре он очень несистематичен, затрагивал логику и психологию, физику и этику, но он передавал общую картину платоновской системы в изменившейся окружающей среде.

Система Плотина исходила из различных ступеней содержания бытия; тело и душа только участники бытия, тогда как дух — само бытие. В соответствии с этим существует следующая ступень, которая от множеств конкретного мира, тел и душ через относительное множество духа ведет к последнему большому единству, которое тождественно с наивысшим божеством.

Отрывок из его трактата против гностиков делает понятным, почему его учение привлекло тогда представителей высших слоев: «Если кто хочет порицать существование богатства и бедности и неравномерное распределение благ, тот не осознает, что мудрецу неважно равенство благ, он рассматривает богатство не как преимущество и не считает, что политически сильные предпочтительнее частных лиц, но оставляет такое стремление другим. Он приходит к выводу, что на земле есть две жизни, одна для мудрецов, а другая для массы людей; жизнь мудреца есть наивысшее благо и направлена вверх; жизнь обычного человека двойная; грубая толпа есть, так сказать, только пособник для удовлетворения потребностей благородных» (2, 9, 76).

Христианство, гнозис и неоплатонизм сходятся в соотнесении земного, общества и государства, однако при защите собственных позиций они яростно сражаются с соперничающими взглядами. Так, Плотин и Порфирий (в 234—301/305 гг. н.э.) боролись не только с гнозисом, но, особенно Порфирий в своих 15 книгах «Опять христиане», также и с христианством. «Что такое христиане, как не враги бога? Какого снисхождения заслуживают те, кто отвернулся от всего того, что проповедовалось богами у всех, у греков и варваров, в городах и странах, в различных культах и религиях, чему учили цари, законодатели и философы, и повернулся к тому, что безбожно и нечестиво? Какое наказание будет несправедливым для тех, кто отрекся от наследия отцов, а вместо этого равняется на чужеземные, презренные выдумки евреев? Разве это не доказательство крайней подлости и легкомыслия, бездушно отклоняться от своих и примыкать к нечестивым и ненавидимым всеми людям, при этом не к почитаемому евреями богу, а создать новое изолированное безысходное учение, которое не сохранило верность ни традициям греков, ни евреев?» («Фрагменты», 1, 8).