Так как понятие «общественная активность» сегодня носит преимущественно позитивную окраску, нужно заметить, что положение таких социальных продвиженцев, как Сеян, было чрезвычайно опасным. Чтобы свалить такого человека, не требовалось никаких доказательств вины, никаких улик, никаких свидетелей. Достаточно было большого многословного письма принцепса с Капри. Сеян стал примером падения и превратностей судьбы любимчика принцепса.
После падения Сеяна безжалостно преследовались все, кто был посвящен в его планы, и многие из тех, кто его поддерживал, были казнены. Не щадили даже маленьких детей. Гибель Сеяна повлекла за собой ряд процессов, и они, как и процессы об оскорблении величества, определили атмосферу последних лет жизни Тиберия. Сам принцепс, как уже было сказано, жил с 27 г.н.э. на Капри, который ему нравился не только из-за своей красоты и мягкого климата, но и потому что остров было легко охранять, и там не было большой гавани. Тиберий имел там 12 вилл. С ним вместе жили консуляр Кокцей Нерва, дед будущего принцепса, всадник Курций Аттик, некоторое время Сеян, многочисленные греческие литераторы, а также астролог и философ Трассил.
Нет сомнений в том, что удалению Тиберия на Капри в большой степени способствовали напряженные отношения между ним, матерью и женой Германика Агриппиной. Отношение к Ливии резко ухудшилось еще при ее удочерении в завещании Августа, разногласия обострились, когда после тяжелой болезни Ливии в 22 г.н.э. сенат постановил воздать ей снова высокие почести, а Тиберий попытался воспрепятствовать присуждению ей титула мать отечества. Насколько неблагополучными были отношения матери и сына, особенно выяснилось после смерти Ливии. Когда в возрасте 87 лет в 29 г.н.э. Ливия умерла, Тиберий не принял участия в похоронах, запретил все почести покойной, а прежде всего ее обожествление, и не выплатил завещанные ею большие суммы.
После смерти Германика в 19 г.н.э. Тиберий преследовал своей ненавистью его жену Агриппину. Долгое время Тиберий оставался при убеждении, которое выразил в стихе: «Если ты не можешь царствовать, доченька, то ты думаешь, что с тобой поступили несправедливо». Но ненависть Агриппины к Тиберию дошла до истерики, когда он не разрешил ей снова выйти замуж, и Агриппина вообразила, что Тиберий покушается на ее жизнь и хочет отравить. Еще в 29 г.н.э. дело дошло до процесса против Агриппины и ее сыновей Нерона и Друза. О результатах этого процесса известно лишь то, что Агриппина была выслана на остров Пандатария, а ее сыновья были объявлены врагами государства; все трое нашли бесславный конец между 31 и 33 гг.н.э. Если позже Тиберий и свалил вину за уничтожение семьи Германика на Сеяна, это вызывает большие сомнения, во всяком случае Тиберия нельзя не обвинить в моральном соучастии в гибели своих родственников.
С тех пор правление второго принцепса не отличалось оптимизмом. Снова возродились доносы, интриги, вражда между представителями старой аристократии, все это привело к саморазрушению сенаторского сословия, а самого принцепса делало все более неуверенным и испытывающим отвращение ко всему. К этим дням относится характерная для душевного состояния старого принцепса фраза: «Что вам написать, почтеннейшие отцы сенаторы, или как писать, или о чем в настоящее время совсем не писать? Если я это знаю, пусть боги и богини нашлют на меня еще более тягостные страдания, нежели те, которые я каждый день ощущаю и которые влекут меня к гибели» (Тацит К. «Анналы». IV, 12. СПб., 1993, с. 149).
Если внутренняя политика Тиберия в конце концов оказалась в тупике, то пограничная политика производит совсем другое впечатление. На Западе империи только в Галлии в 21 г.н.э. было восстание под началом двух представителей галльской аристократии, треверов возглавлял Юлий Флор, а эдуев — Юлий Сакровир. Причиной послужило повышение налогов и тяжкое бремя, которое несли галльские племена после вызванной Германиком катастрофы. Юлий Флор поднял племена бельгийской Галлии, а Юлий Сакровир — средней Галлии. Но ход этого восстания быстро показал, что времена Верцингеторика прошли и что массовый бунт галльских племен не имеет никаких надежд на успех.