Читаем История всемирной литературы Т.5 полностью

Для литературного творчества этого периода характерно стремление свести воедино и упорядочить многочисленные сборники чудес Иисуса Христа, девы Марии, архангела Михаила, а также таких популярных в Эфиопии святых, как Василид, Мина и Георгий-победоносец. За несколько веков своего бытования эти сборники, часто читаемые с церковного амвона и любимые народом за свою занимательность, разрослись необычайно, получили множество версий и редакций и обогатились виршами, сочинявшимися в честь этих святых многими поколениями эфиопских книжников. Одновременно в Гондаре был пересмотрен, расширен и упорядочен синаксарь эфиопской церкви, где также после краткого жития каждого святого помещался и краткий стих в его честь.

Однако при таком усиленном внимании к церковной литературе, тщательном подборе и переписывании ее произведений, самостоятельное житийное творчество в XVIII в. обнаруживает явный упадок по сравнению с предыдущим столетием. Одной из причин этого был давно назревавший церковный раскол по вопросу о естествах Христовых; христологический спор в XVIII в. вылился в ожесточенную борьбу между сторонниками двух учений: о «помазании» и о «соединении». В том, что сугубо церковный вопрос обернулся затяжной политической борьбой, часто видят эфиопскую реакцию на католическую пропаганду, однако главная причина скорее в центробежной природе эфиопского феодализма. Отстраивая и украшая свою столицу, гондарские цари теряли контроль над отдаленными областями. Именно в это время появляется пословица «не в Гондаре царь, а местный володарь». Церковный раскол, носивший отчетливо политический характер, стал грозным признаком усиления центробежных тенденций в эфиопском государстве.

Обстановка церковного раскола, когда часто собираемые соборы для разрешения спора о «соединении» и «помазании» обычно кончались взаимными анафемами и обострением борьбы, не способствовала созданию новых житийных памятников. Единственное известное нам агиографическое произведение XVIII в. — «Житие св. Зара-Бурука», написанное в 1710—1711 гг., составлено крайне беспорядочно. Оно представляет собою не столько житие, сколько сборник чудес Зара-Бурука, и имеет ограниченный литературный интерес. Как писал Б. А. Тураев, «этот наиболее поздний агиологический текст указывает на существование литературных традиций в XVIII в., хотя и обнаруживает в значительной степени падение агиографического искусства. Сообщая нам интересные сведения о бурном периоде монашеских распрей, он указывает, до какой напряженности дошли представители христологических толков, рассказывая о своем герое невероятные чудеса и ставя его выше древних мучеников».

Зато второй из двух традиционных жанров эфиопской средневековой литературы — историография — переживает в столичном городе Гондаре пору пышного расцвета и приобретает значение ведущего жанра эфиопской литературы. К началу XVIII в. придворная историография уже прошла более чем четырехвековой путь развития, в ходе которого она подверглась весьма серьезным изменениям. Исследователи часто объединяют все эфиопские произведения официальной историографии под общим названием «царских хроник», однако по своим жанровым особенностям они далеки от однородности и до XVIII в. по сути даже не были похожи на хроники. В XVIII в. положение меняется. Гондарские книжники и придворное духовенство, из среды которого цари выбирали себе историографов, проявляют в своих трудах гораздо больший интерес к документальной, исторической стороне описываемых событий, нежели их предшественники. Эта тенденция, а также отчетливое стремление гондарских книжников к упорядочению эфиопского литературного наследия, придает сочинениям гондарских придворных историографов строгую, почти летописную форму повествования. Подробность в деталях, последовательность и четкий хронологический принцип изложения уже вполне позволяют считать историографические произведения гондарского периода царскими хрониками.

Столь заметное развитие историографического жанра на общем сравнительно неподвижном литературном фоне представляет собою закономерное явление, которое применительно к русской литературе отметил Д. С. Лихачев: «Литература мало меняется в тех своих частях, которые связаны с теологией, и сильно меняется в исторических частях. Отсюда особое значение в истории литературы исторических жанров Средневековья, их ведущее положение, их влияние на остальные области литературы... Несомненно, что богословская мысль и религиозные представления доминировали в литературе, но формирующее значение имели исторические и публицистические стороны литературы — ее «национальная часть»».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология