Читаем История всемирной литературы Т.5 полностью

Эти хроники дошли до нас, объединенные в общий свод, охватывающий хронологический период от рождения Иясу II до смерти Иоаса I. Несмотря на единство стиля и языка, видно, что они писались в разное время и составлялись разными способами. Хроника Иясу II явно возникла при жизни этого царя и была задумана как история правления Иясу II и его матери — царицы Ментевваб. Установить имя летописца пока не представляется возможным, однако очевидно, что он был если не по официальной своей должности, то по крайней мере фактически придворным историографом, и его произведение можно рассматривать как дальнейшее развитие тенденций летописного историзма.

Хроника Иясу II начинается родословием эфиопских царей, от библейских царя Соломона и царицы Савской до Бакаффы, после чего дается также генеалогия царицы Ментевваб и излагаются многочисленные и пространные пророчества о том, «как бог многократно и многообразно говорил отцам нашим о царстве Иясу и царстве Ментевваб». Первое пророчество принадлежит знаменитой Валлатта-Петрос, яростной поборнице национальной веры, противнице царя Сисинния, насаждавшего католичество, весьма близко стоявшей к основателю гондарской династии — царю Василиду (1632—1667). Гонимая «нечестивым царем» Сисиннием, она пророчествует предкам царицы Ментевваб, что «родится от дочери его дочери царь, который упасет народ и которым благословятся все народы земли».

По-видимому, это своеобразное введение объясняется тем стремлением к идеологической консолидации страны, которое возникло в среде придворного духовенства еще в конце XVII в. как реакция на феодальные мятежи и церковный раскол. Хроникальное описание событий начинается со смерти Бакаффы, после чего, по изложению придворного историографа, Ментевваб желает удалиться в монастырь, но вельможи возводят на престол Иясу II и уговаривают ее остаться при нем регентшей. Далее повествование принимает строгую форму погодных записей различного объема в зависимости от важности с точки зрения летописца происшедших событий. Само изложение живо, динамично, изобилует прямой речью участников событий. Хроника Иясу II, подобно всем произведениям эфиопской средневековой литературы, написана на древнем литературном языке геэз, но здесь прямую речь автор уже не переводит на книжный язык, а передает прямо на разговорном амхарском. Видно, что автор, подобно Синоде, был очевидцем описываемого и тщательно следил за фактологической точностью изложения.

Важные с его точки зрения события он описывает подробно: так, излагая помазание Иясу II на царство, он не только детально воспроизводит речь вельмож, но и заносит в свою хронику амхарские песни в честь коронации Ментевваб. Повествуя о драматических эпизодах царствования своего героя (вроде описания осады Гондара в 1732—1733 гг., когда мятежники принудили духовенство отлучить царя от церкви и помощь пришла в последний критический момент), его изложение достигает большой художественной силы и подъема. Подробно излагает историограф Иясу II и суды над бунтовщиками и самозванцами, происходившие в Гондаре, приводя вопросы судей и ответы обвиняемых. О тех событиях, в которых он сам не мог участвовать, автор говорит с чужих слов, кратко (как о царских походах в Сеннар) или пространно (как о посольстве, отправленном за митрополитом в Египет в 1744 г.) в зависимости от важности его. В целом Хронику Иясу II можно считать вершиной летописного историзма как литературного направления. Заканчивается она, в отличие от хроник предшественников Иясу II, описанием его смерти летом 1755 г. и погребения (приводится плач Ментевваб), а также коронации его сына, Иоаса I.

Иоас I оказался всецело во власти своей матери и ее оромских родственников. Авторитет царской власти пал окончательно как в глазах феодальной знати и духовенства, так и в глазах поддерживавших его оромо. Все это отразилось на страницах хроники Иоаса I и на отношении летописца к своему герою. Хроника являет собою поразительное исключение из всего ряда произведений официальной историографии. В ней нет обычного панегирического элемента. Более того, там встречаются рассуждения, которые в приложении к беспокойному царствованию Иоаса оказываются по крайней мере двусмысленными: «Бывают времена, когда всевышний, испытатель сердец и исследователь всего, воцаряет из чад царских благого, дабы облагодетельствовать людей за их добрый нрав и соблюдение закона. Бывают же времена, когда воцаряет он царя злого ради народа злого, дабы воздать злодеям злом же».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология