История XX века. Тайны, загадки и мифы

Прошло несколько месяцев, прежде чем в начале марта 1974 г. обвинительный материал против Гийома был передан генеральному прокурору ФРГ. Доказательств, чтобы изобличить шпиона, пока не хватало, но решили, что настало время действовать. На рассвете 24 апреля Гюнтера Гийома и его жену разбудил дверной звонок. Сын Пьер тоже проснулся и, стоя в пижаме, наблюдал на пороге детской. Шпион открыл дверь. Перед ним стояли несколько мужчин и женщина: «Вы Гюнтер Гийом?» — «Да, а что?», — тихо спросил он. «У нас ордер на арест с подписью генерального прокурора ФРГ». Гийом побледнел и отступил на пару шагов в коридор. «Я прошу вас… Я гражданин и офицер ГДР. Учитывайте это», — сказал он громко. Это все прояснило. Гийом сделал признание. Возможно, чтобы сохранить лицо перед сыном. Возможно, испытав облегчение оттого, что прекратились почти два десятилетия лжи.

Немного позже в аэропорту Кёльн-Бонн Брандт получил трагическое известие — он возвращался после официального визита в Египет, — но он не удивился и не обеспокоился. Случившееся казалось всего лишь промахом органов безопасности, пусть и неприятным. Насколько взрывоопасен этот шпионский скандал, Брандт начал понимать после того, когда 1 мая к нему явился личный референт Геншера (а впоследствии преемник в министерстве иностранных дел) Клаус Кинкель с адресованным Геншеру письмом начальника федерального управления уголовной полиции Хорста Херольда. В нем говорилось, что в ходе следствия по делу Гийома официальные дознаватели допросили господ из группы сопровождения Брандта, которые точно сообщили, кто приходуя к канцлеру и выходил от него — в конце концов, среди них мог быть еще шпион. Было составлено целое досье, зафиксировавшее прежде всего имена женщин, посещавших канцлера в его поезде и в отелях, а также продолжительность визитов. По их словам, Гийом приводил главе правительства женщин. Было названо лишь несколько имен, в том числе известной в стране журналистки, с которой, по свидетельству Гийома, канцлер справился, правда, лишь «со второй попытки». В остальном — грязь: фотографии, имена и подозрения.

Брандт был возмущен. Эти люди, не сумевшие избавить его от шпиона, попусту тратили время на то, чтобы разнюхивать подробности его личной жизни.

Правда, не все, что там было сказано, являлось «продуктом богатой фантазии», как выразился сам Брандт, но описания были преувеличены и во многих неподтвержденных подтасовках гнусны.

Что же доказало это досье? «То, что этот человек не любил грустить, мы знали. Это было его дело. Но он не позволял, чтобы это сказывалось на его обязанностях», — резюмирует его близкий соратник Эгон Бар. Другие, например председатель федерального ведомства по защите конституции Ноллау, смотрели на это иначе, полагая, что канцлера можно шантажировать: «Если Гийом выложит эти пикантные подробности на суде, федеральное правительство и Федеративная республика будут опозорены навеки. Если же он не скажет ничего, правительство ГДР, которому Гийом, конечно, тоже сообщил об этом, получит козырь, чтобы усмирить кабинет Брандта и СДПГ». Так сообщил Ноллау своему наставнику, председателю фракции СДПГ Герберту Венеру, и тот крайне встревожился.

За то, что Брандт любил жизнь и умел произвести благоприятное впечатление на женщин, за то, что у него иногда бывали романы, он и был отстранен — в этом отразились, с одной стороны, комплексы обывателей, с другой стороны, безликая масса, заполнившая правительственные скамьи и подчинившая своему влиянию бундестаг. Бонн — рассадник душевного бессилия.

Клаус Харппрехг, советник Брандта

Теперь Брандт тоже понял, что над ним сгущаются тучи. Что это означало, ему было известно лучше, чем кому-либо другому. Еще не была забыта клеветническая кампания, которую он и его семья пережили в 60-ые годы, когда Брандт выступил кандидатом в канцлеры от своей партии.

Тогда он мог полагаться на свою чистую совесть, но теперь его репутация не была безупречной. В ближайшие дни он получил первое представление о том, какую грязь на него собираются вылить. Бульварная пресса попыталась пойти против неписаного закона — молчать о моральных ошибках высоких политиков. «Делал ли шпион порноснимки?» — гласил один заголовок. В других статьях с упоением сообщалось, что «дамы» сомнительной репутации были желанными гостями в поезде канцлера, а в соседнем купе ожидал толстяк-шпион, который проводил учет «несчетных» поклонниц… Газетчики сыпали подробностями.