История XX века. Тайны, загадки и мифы

Но никогда он не чувствовал себя так одиноко, как в эти первые майские дни 1974 года. Люди из его окружения чувствовали, что он предавался «мрачным мыслям», но не помогали ему. Как будто всё ополчилось против него — именно теперь, когда все поставлено на карту в политическом и личном плане, стало сдавать здоровье. В эти дни его порой охватывало неодолимое стремление сдаться, одним ударом избавиться от одиночества, огромных претензий своего окружения и клеветнической кампании противников. В такие часы он начинал писать. Это письмо давалось ему труднее всего, что он написал до сих пор. Это было прощальное письмо к семье. Канцлер незадолго до самоубийства?

Тяжелейший кризис в жизни Вилли Брандта начался со скандала, еще раз подтвердившего правило, что успешные шпионы на шпионов не похожи. Никто, встречая в ведомстве федерального канцлера весьма тучного, на вид простодушного референта Гюнгера Гийома, не посчитал бы его способным на опасную двойную жизнь.

Он мог заключать в объятия массы народа; а вот обнять одного человека ему было трудно.

Рут Брандт, супруга

Как и у многих агентов эпохи холодной войны, его карьера началась с незаметного перехода через границу. В мае 1956 г. квалифицированный фотограф, закончивший школу-восьмилетку, которому тогда было 29 лет, перешел в Западный Берлин — казалось, вполне обычный беженец из ГДР — и вместе с женой обосновался у тещи во Франкфурте-на-Майне. Мере год после переселения Гийом по указанию из Восточного Берлина во франкфуртском отделении вступил в Социал-демократическую партию Германии, где дослужился до депутата городского совета.

Даже для ближайших политических коллег он, несмотря на доверительное «ты», никогда не становился приятелем. Брандт имел антиавторитарный авторитет.

Хора Энке, политик от СДПГ

Здесь он познакомился с Георгом Лебером и старательно помогал будущему министру транспорта в предвыборной кампании. Это было занятие, которое окупилось сторицей. После смены правительства в 1969 г. Лебер щедро отблагодарил своего протеже должностью в Бонне — в ведомстве федерального канцлера. Гийом хладнокровно выдержал очередную проверку органов безопасности. Начальник Ведомства канцлера Хорст Эмке лично провел собеседование с сомнительным кандидатом, в биографии которого обнаружились некоторые несоответствия. По воспоминаниям присутствовавших, Гийом отвечал спокойно, но опять-таки не настолько уверенно, чтобы вызвать подозрения, — вполне нормально. Такой же получилась и оценка: вполне обычный беженец с Востока, каких в ФРГ было множество, в том числе в боннском политическом ландшафте. Георг Лебер впоследствии сказал: «Гийом был для меня вполне подходящим. как и господин Геншер, как господин Мишник и как тысячи других, которые прибыли с Востока и которым мы доверяли». Материалы по делу Гиойма спрятали в сейф, и несчастье стало набирать ход. Осенью 1972 г. нового шпиона высокого ранга назначили в личную приемную канцлера.

В кругу близких к Брандту интеллектуалов его бесцветность была превосходной маскировкой: «Он просто не интересовал меня. Сам по себе он был скучен», — вспоминает советник Брандта Клаус Харппрехт. Гийома замечали редко, но он постоянно был на месте. В любое время дня и ночи он бодро шагал по коридорам дворца Шаумбург. И если было нужно, он перед началом работы варил Брандту кофе в маленьком кофейнике или ходил в пекарню за булочками.

Он был незаменим, но его не любили. Замкнутого Брандта раздражала его покорная привязчивость. Но поводов для жалоб или же фактов, дающих основание подозревать его в преступных действиях, не было. Теодор Эшенбург так обобщил образ Гийома: «Его считали дельным и расторопным, способным организатором, находчивым, постоянно ко всему готовым, не пасующим ни перед какой работой. При этом он был уживчивым с коллегами и подчиненными. То, что он был любопытен, что его интересовало все секретное, происходящее вокруг него, особо не бросалось в глаза — такими были и другие официальные служащие».

Он не был супершпионом, он был мелкой сошкой.

Клаус Харппрехт, советник Брандта