Я всегда говорил, мы не имеем права отказаться от ГДР.
Позднее Горбачев иначе оправдывал такую оценку высказываниями Модрова: «Он сказал: «Немцы за объединение. Сейчас они не хотят соглашаться даже на союз двух немецких государств. Они за слияние». Его слова много значили для нас».
Сказанное Горбачевым стало результатом совещания, состоявшегося четырьмя днями ранее между самыми влиятельными людьми Советского Союза. Всем участникам было ясно: ГДР распалась, государство с таким названием просуществует недолго. Глава КГБ Владимир Крючков подтвердил: «СЕПГ больше не является реальным фактором власти». Все участники знали, что в конце пути будет воссоединение Германии. После жарких споров из общего понимания все участники сделали разные выводы: «Все говорит о том, чтобы распустить ГДР. При современном уровне военных технологий не играет никакой роли, здесь или там находится одна страна», — объяснил Владимир Черняев. В то время как одни принимали реальную ситуацию, другие настаивали на старых фронтовых позициях. Валентин Фалин резко возражал: «Это абсурдная логика. Тогда американцы могли бы распустить ФРГ».
Однако он тоже не знал, как остановить этот процесс. Правда, он предлагал конфедерацию. Однако время поэтапных планов прошло. История ускорила темп. Востребованы были не мелкие шаги, а решительный бросок. И если единство Германии уже не остановить, может, стоит требовать за нее плату побольше?
В то время как политическая верхушка искала правильный путь, внизу поднимался шум. В конце января 1990 г. от одного старого друга маршал Ахромеев узнал о страхах советских офицеров в Германии. Особо взрывоопасны были доверительные беседы: генерал западной группы войск недвусмысленно предупредил Ахромеева: «Для армии опаснее будет ничего не делать».
Сформировались противники курса Горбачева. Валентин Фалин сформулировал несколько докладных записок на имя Горбачева. Перед встречей генерального секретаря с немецким федеральным канцлером Фалин писал: «Среди всех государств Центральной и Восточной Европы ГДР имеет для Советского Союза наибольшее значение. ФРГ ведет себя безответственно. Она создает ситуацию, в которой нам самим односторонний вывод советских войск из Германии представляется оптимальным решением. С Гельмутом Колем нужно говорить прямо».
Горбачев не внял этому совету. После визита 10 февраля 1990 года в 22.04 немецкий канцлер выступил перед международной прессой: «Генеральный секретарь Горбачев и я согласны с тем, что исключительным правом немецкого народа является принятие решения о том, хочет ли он жить вместе в одном государстве». Всем было ясно: решение немцев будет однозначным. Весть о том, что Горбачев согласился на воссоединение, встревожило внутриполитических противников генерального секретаря. Если воссоединение произойдет, то, с точки зрения консерваторов, речь должна идти об ограничении ущерба. А это означало: объединенная Германия не должна стать членом НАТО.
Решение было принято на высшем уровне. 31 мая 1990 года в Вашингтоне президент США Джордж Буш и генеральный секретарь Горбачев тет-а-тет беседовали о будущем Германии. В самом начале Валентин Фалин снова попытался обратить внимание генерального секретаря на другую точку зрения относительно советских интересов в плане безопасности. В двух докладных записках 10 февраля и 18 апреля он описывал военную составляющую германского вопроса. Он критиковал стремления присоединить «территорию ГДР к сфере действия НАТО» и требовал «внеблокового состояния», т. е. немецкого нейтралитета при ограниченных вооруженных силах. Тщетно.
Горбачев заявил в Вашингтоне: «США и Советский Союз выражают мнение, чтобы объединенной Германии предоставить право самой принимать решение, к какому союзу она желает принадлежать».
Я думаю, что между Советским Союзом, ФРГ и ГДР нет расхождения мнений о единстве и о праве людей самим принимать решение о дальнейшем развитии.
В конце переговоров Ахромеев заявил американскому советнику по вопросам безопасности Коднолизе Райс: «Если немцы хотят объединяться, то они это сделают. Но они не должны входить в западный блок. Если Германия станет членом НАТО, значит, Советский Союз в конце проиграл войну». Когда Райс сослалась на то, что Горбачев, похоже, не разделяет такое мнение, Ахромеев ответил: «Вопрос в том, говорит ли еще генеральный секретарь от имени советского руководства».
Глава КГБ Владимир Крючков сегодня уверен: «На стороне Горбачева стояли тогда один — два человека, поддерживавшие его в преобразовании политики. А на другой стороне стояло подавляющее большинство нашего руководства, все несогласные с его методами и его действиями».