История XX века. Тайны, загадки и мифы

В понедельник в Лейпциге начались демонстрации. Горбачев не предполагал, что события приобретут такую динамику. Но знал одно: «Едва ли возможно, что эта республика останется такой, какой была», — признался он Валентину Фалину в самолете, возвращаясь с празднования 40-летия ГДР. Советский эксперт по германским вопросам абсолютно точно передал мнение, к которому склонялись как в Москве, так и в Восточном Берлине: «Следует позаботиться о том, чтобы ГДР получила новое руководство». Ничего другого Горбачев не намечал. «15 ноября 1989 года в докладе перед студентами он сказал, что воссоединение не является первоочередной политической задачей.

15 ноября 1989 года, выступая перед студентами, Горбачев сказал, что воссоединение не является первоочередной политической задачей. Он стремился к перестройке в ГДР.

Вячеслав Демичев, советник Горбачева и Шеварднадзе, о постановке задач советским генеральным секретарем после открытия стены

Он стремился к перестройке в ГДР», — описывает постановку задач советским генеральным секретарем непосредственно после открытия стены Вячеслав Дашичев, советник Горбачева и Шеварднадзе. Горбачев внутренне отвергал отказ от ГДР как «непрогнозируемый и опасный риск» и постоянно заверял центральный комитет КПСС: «Мы не оставим ГДР в беде».

Горбачеву приходилось прилагать усилия, чтобы сохранять свой авторитет перед ястребами в Кремле: самый могущественный человек Советского Союза знал о слабости собственной позиции. «Помогите мне помешать воссоединению, — просил он главу французского государства в Киеве во время краткосрочного визита Франсуа Миттерана 6 декабря 1989 года. — Если это не получится, мое место займет маршал Советского Союза».

Горбачев ходил по тонкому льду. Даже без немецкого вопроса в рядах старой советской номенклатуры крепло сопротивление. Партийная элита знала, что ее власть держится прежде всего на танках и ракетах советской армии.

Военные были холеными любимчиками партийных бонз. Впоследствии их позицию опишет Эдуард Шеварднадзе, министр иностранных дел СССР: «С небольшим опозданием возникло сопротивление курсу перестройки со стороны военных. Тогда уже были слышны угрозы: или изменение курса, или перемена власти». Ведь казалось, что рушится не только стык между Востоком и Западом, но грозил распад даже территории собственного государства.

Когда вместе с ГДР пошатнулся западный бастион Кремля, советские республики — Эстония, Латвия, Литва — заговорили о независимости от Москвы. «Что предпримет Горбачев в Литве? Там компартия через пару дней отделится от Москвы. Скоро они в Вильнюсе потребуют независимости, — заявил в доверительном разговоре зимой 1989 г. в Подмосковье один высокопоставленный генерал Красной армии маршала Ахро-меева и указал на главную опасность: — А если мы потеряем ГДР? Западная группа Советского Союза не смирится с этим без борьбы».

Больше всего от воссоединения потеряли бы советские войска в ГДР. Анатолий Черняев как внешнеполитический советник Горбачева обратил внимание кремлевского руководителя на эту проблему: «Они привыкли к условиям, которые намного лучше, чем у нас дома».

Настроения в западной группе неважные. Наши офицеры и солдаты боятся, что станут первыми жертвами объединения.

Валентин Фалин Михаилу Горбачеву

Опасное столкновение интересов, объясняющее, почему Николай Португалов, считавшийся рупором Фалина, советника Горбачева, в течение 1989 г. постоянно уверял Запад и Восток, что вопрос ГДР «не обсуждается». Но вдруг все зазвучало иначе.

«Когда народ хочет единства, оно наступает», — заявил Португалов 24 января 1990 года газете «Бильд». Откуда такая перемена в суждениях? В первые дни декабря события в ГДР развивались стремительно. 3 декабря ушли в отставку политбюро и центральный комитет СЕПГ. Некоторые функционеры сбежали, другие были арестованы. Эрих Хонеккер находился под домашним арестом, его преемник Эгон Кренц ушел в отставку в день святого Николая. В ГДР повсюду царил хаос: уничтожались документы; государственные органы утратили контроль; во многих городах от Зуля до Ростока люди вышли на улицу с требованиями о свободных выборах и единстве Германии. Попытка реформы старой системы путем замены первых лиц провалилась.

Новый человек, который должен был спасти власть старой системы, узнал об изменении курса из разговора в Москве 30 января 1990 года. «Горбачев сказал мне, что немцы решают немецкий вопрос путем самоопределения. Я тогда подумал: “Пой, птичка, пой”», — описывает премьер-министр ГДР Модрова решающий пассаж. Он понимал, что это означает: СССР не будет категорично возражать против воссоединения.