История западноевропейского театра от возникновения до 1789 года

Корнель упорно не хотел замечать, что жизнь стала совсем иной, что гуманистические идеи самоотверженной гражданственности лишились своего реального смысла и превратились в лицемерную фразеологию, необходимую для прикрытия позорной антинародной политики абсолютизма. Поэт явно пренебрегал жизнью. Но жизнь никогда не прощает пренебрежения, она мстит искусству тем, что безжалостно покидает его.

Так случилось и на этот раз.

ТЕАТР РАСИНА

Начало деятельности Расина (1639—1699) совпало с наиболее прогрессивным этапом царствования Людовика XIV. Тревожные годы Фронды были позади — принцы крови и парламент окончательно присмирели. Молодой король после смерти кардинала Мазарини (1661) стал полноправным властителем. Его правой рукой был расчетливый и трудолюбивый Кольбер.

Мир, наступивший после длительных междоусобиц, благотворно сказался на развитии торговли и промышленности. Франция становилась крупнейшей европейской державой: Пруссия, Швеция, Польша заискивали перед Людовиком XIV. Поэты и художники, собранные в Версале и искренне прославлявшие своего короля, также способствовали росту международного престижа Франции.

Силу и славу нации старались представить в образе самого монарха, и легенда вложила в уста Людовика знаменитую фразу: «L'état c'est moi».

Культ короля был повсеместным: его боготворило дворянство, жившее на счет государственного казначейства; его любила буржуазия, видевшая в централизованной власти залог процветания экономики страны; на короля с надеждой смотрел народ, тщетно ожидавший от молодого монарха облегчения своей горькой участи; и, наконец, в добрую волю короля искренне верили многие мыслители и художники, полагавшие, что этот молодой человек, в меру разумный и расточительно любезный, со временем может стать истинным олицетворением просвещенного и гуманного правителя.

Расин был истинным придворным. Он попал в Версаль совсем юношей. После сумрачных годов обучения у янсенистов[19] молодой человек очутился в Париже и сразу прославился своей восторженной одой, написанной ко дню бракосочетания юного короля с Марией Терезой. Стихотворение было удостоено похвалы престарелого Шаплена, который вместе со своими комплиментами передал Расину из королевской казны кошелек с золотом. Вскоре после этого он был представлен самому королю. Поэт, как и все его собратья, был убежден, что дары и улыбки Людовика являются абсолютным подтверждением истинности поэтических достоинств его творений. Расин был искренне предан королю, и свою юношескую трагедию «Александр Великий» он написал в честь Людовика. Призыв Буало изображать героев величественными, как «Александр, как Цезарь, как Луи», в данном случае был предвосхищен: Луи Бурбон выступал в образе Александра Македонского. Помимо того, что актер, исполнявший эту роль, был облачен в пышную королевскую одежду и торжественно читал стихи, в которых легко было узнать влияние речей короля, автор, для полного выяснения истинного значения своего героя, верноподданнически писал, обращаясь к королю: «Мне не достаточно было выставить на титульном листе моего произведения имя Александра, я туда добавил и имя вашего величества. Этим я объединил все, что век нынешний и век минувший могут нам дать наиболее величественного».

Через два года после риторического «Александра Македонского» (1665), написанного в манере позднего Корнеля, Расин написал «Андромаху», выступив как самостоятельный, зрелый художник, способный на глубокое раскрытие общественной темы и яркое изображение характеров.

Трагедию показали в Бургундском отеле в ноябре 1667 г. В зале плакали и шумно аплодировали. Весь Париж ходил смотреть «Андромаху». «Она вызвала почти столько же шума, как «Сид», — писал современник. — Повар, кучер, конюх, лакей — вплоть до водоноса все считали нужным обсуждать «Андромаху».

Популярность трагедии объяснялась, конечно, не только безукоризненной ясностью и пленительной простотой расиновских стихов. Секрет всенародного успеха «Андромахи» заключался в общем моральном облике трагедии, оказавшейся, может быть, даже и помимо желания автора, очень затаенной, но содержательной критикой современного общественного уклада.

При Людовике XIV, в эпоху относительного общественного умиротворения, королевская власть уже выступала как сила, стремившаяся раньше всего утвердить свою независимость от общих интересов страны. Личная воля, личное желание короля, иными словами, его «страсти» становятся законом, и естественно, что образ честной и мужественной Андромахи, сумевшей устоять против угроз и страсти царя Пирра, так глубоко взволновал массу зрителей. Героическая борьба доблестной матери была им понятна и близка, ибо она выражала собой борьбу естественных человеческих прав с насилием деспотии.