История западной философии. Часть I. Античность. Средневековье. Возрождение

Познать Бога можно лишь на путях аналогий. Аналогии с чувственными предметами не могут быть надежными, поскольку само чувственное достаточно шатко. Самыми надежными и несомненными являются сущности более абстрактные, но абстрактные аналогии не должны быть лишены материальной опоры, иначе их нельзя себе представить. Такими сущностями являются математические предметы, поэтому лучше всего приступить к познанию Бога через математические символы (т. е. знаки) (здесь явно видно влияние пифагорейской и платоновской традиций, что признаёт и сам Кузанец: «Не Пифагор ли, первый философ и по имени и по делам, положил, что всякое исследование истины совершается через число? Пифагору следовали платоники и наши первые учители настолько, что Августин, а за ним Боэций утверждали, что первоначальным прообразом творимых вещей было в душе Создателя, несомненно, число»[310]).

Поскольку Бог есть Троица, то лучше всего представить себе Бога в виде треугольника, а поскольку Бог есть максимум, то Бог есть бесконечный треугольник. Бесконечный треугольник — это треугольник, стороны которого стремятся к бесконечности, т. е. это треугольник о трех прямых углах. Кроме того, Бог есть и бесконечная прямая линия, бесконечная окружность, и все это, собственно говоря, совпадает, ибо окружность, радиус которой стремится к бесконечности, становится все менее и менее кривой. Кривизна ее приближается к нулю, и бесконечная окружность совпадает с прямой.

Поскольку окружность бесконечна, центр ее не может находиться в одном месте. Центр такой окружности находится везде, а граница — нигде. Поэтому Бог есть везде, в каждой части мира Он присутствует весь целиком.

Совпадение противоположностей в Боге возможно по причине Его бесконечности. Будучи бесконечностью, Бог превышает все противоположности и включает их в Себя: «Противоположности, притом в разной мере, свойственны только вещам, допускающим превышающее и превышаемое; абсолютному максимуму они никак не присущи, он выше всякого противоположения»[311]. По этой причине невозможно никак именовать Бога. Он не есть нечто: Он не есть ни то, ни даже иное. Следовательно, Он есть «неиное».

Космология. Но кроме абсолютного максимума есть относительный максимум — это мир. Николай Кузанский не разделяет ни концепцию творения мира во времени, ни концепцию эманации. Он утверждает, что мир есть развертывание Бога — экспликация. Бог есть единство всего, Он есть бытие-возможность; Бог развертывается в некоторую актуальность, в действительность. Мир не содержит в себе противоположностей, а является таким, каков есть. Развертывание не есть эманация, не необходимая, превышающая Бога сила, а происходит в силу собственной воли Бога. Бог представляет Собой весь мир в свернутом виде; то, что получается в результате развертывания, уже не есть Бог. Бог — это абсолютное бытие, в нем существует все, даже то, что в мире не реализуется. Мир — это актуализация одной из бесконечного числа возможностей, существующих в Боге. «В Боге свернуто все, даже противоположности, ничто не может избежать Его провидения: сделаем мы что-нибудь, сделаем противоположное тому или ничего не сделаем — все уже было заключено в провидении Бога»[312]. Такое божественное бытие, заключающее в себе абсолютно все и отличающееся от реализованного бытия материального мира, Николай называет «возможностью-бытием»: «Бог является и абсолютной возможностью, и действительным бытием, а также и связью их обоих; и что поэтому Он является всем возможным бытием в качестве действительного, ясно, что Он в свернутом виде есть все»[313].

Нельзя обвинить Николая Кузанского в пантеизме (отождествлении Бога и мира), нельзя сказать, что он целиком и полностью порывает с христианством в своей онтологии. Скорее всего, его концепция, так же как и у Плотина, — панентеизм, хотя здесь сложно подобрать терминологию: не «все есть Бог» (пантеизм), а «все в Боге» (панентеизм), но в свернутом виде. Поскольку мир есть развертывание Бога, то мир вечен.