Тем временем кошевой Серко сошелся в городе Крылове с дружиной Григория Косагова и другими запорожцами под начальством наказного кошевого атамана Сашка Туровца и тут узнал о неудачных действиях Брюховецкого против чигиринцев. Весть эта заставила Серко и Косагова подняться к городу Бужину, выше Крылова, но ниже Черкасс и Канева, где стоял Брюховецкий. Но тут на Серко и Косагова напал Стефан Чарнецкий, и между противниками произошел, 7 апреля, жестокий бой, во время которого польский вождь лишился многих своих воинов. После жаркой схватки с Чарнецким Серко на самый день праздника Пасхи ушел из Бужина в степь, а Чарнецкий захватил Бужин и Субботов и сжег их; в последнем он выбросил из могил кости Богдана Хмельницкого и сына его Тимоша и сжег их на площади[503]
. Тем временем Серко, оставив Бужин, поднялся еще выше по правому берегу Днепра и успел без вреда для себя войти в город Черкассы. Чарнецкий последовал за отступавшими к Черкассам; он обложил город кругом и держал его в осаде в течение семи дней и ночей, с 7 по 13 апреля, и под конец должен был снять осаду и отступить. Серко мужественно отбивался от польского полководца, и, когда тот отступил от Черкасс, он ушел, вместе с Косаговым, в Смелу, на левом берегу Тясьмина, прямо на юг от реки Днепра. В это время к Чарнецкому и Тетере подоспели два татарских султана, и тогда союзники бросились к Смеле и стали осаждать там Серко, но в долине Капустиной потерпели большой урон от запорожцев – в имении А.К. Мартоса, Терновке, Киевской губернии, Черкасского уезда. В этой схватке особенно плохо пришлось от Серко татарам: они потеряли весь свой скарб и побежали назад в Крым, кто болотами, кто чернями. Разбив противников у Капустиной долины, Серко письмом, 1 мая, известил о том гетмана Брюховецкого и послал ему взятого языка-татарина[504].Нужно думать, что к этому времени относится указание польского хрониста Ерлича о гибели брата Серко, неизвестного по имени; поляки отрезали у убитого голову и, надев ее на казацкую хоругвь (onychze chorągwiach), передали своему воеводе с другими пленниками из казаков Серко[505]
. Оставив Смелу, Серко и Косагов повернули назад к Каменке. Из Каменки Косагов перешел на левую сторону Днепра, где имел намерение соединиться с калмыками и подполковником Христианом Гоголшихтом, ведшим из Белгорода, по просьбе Косагова и по приказу царя, 2000 человек ратных людей на Запорожье. Соединившись с калмыками и ратными московскими людьми, Серко и Косагов, переправившись с левого берега Днепра на правый, пошли в Канев на помощь гетману Брюховецкому, но, не дошед до Канева, Косагов получил, 31 мая, под Миргородом, письмо от князя Ромодановского, который подполковнику Гоголшихту в Канев идти не велел. «А гетман стоит в Каневе, а войска с ним, государь, немного. А запорожские, государь, казаки с кошевым Сашком Туровцом и твои великого государя русские люди, моего полка с майором Михайлом Свиньиным вошли в Умань в целости и ныне стоят в Умани. А войско запорожское, что при Сашке, и казаки, что при гетмане в заднепровских городах, и мещане и чернь – все ожидают ратных русских людей и калмыков на помощь; а с ляхами и с ордою и с изменником Тетерею и с его казаками бьются и города укрепляют, ожидая от тебя обороны. И говорят казаки и чернь, что если к ним ратных людей не будет, то им самим против ляхов и орды не устоять. И я, холоп твой, слыша то и желая тебе службишку свою показать и заднепровских людей утвердить, поехал было к воеводе в Белгород просить его о том, чтобы он позволил Гоголшихту с полком к Днепру идти. И июня 2-го дня приехал я в Ахтырку, но воевода Лука Ляпунов выслал меня из города и на дворе стать не позволил, указывая на то, будто бы я прибыл из мора; а в полках за Днепром и в запорожском полку, где я нахожусь с ратными людьми, Божиего милостью, все здорово; а что в Запорогах объявилось моровое поветрие, о том я к тебе, великому государю, из Запорожья писал и с твоими ратными людьми из Сечи вышел в целости. И того ж числа поехал я в черкасские города, а к окольничьему в Белгород не поехал, и стану я в черкасских городах дожидаться калмыков; и если калмыки вскоре не придут, то я буду промышлять о том, чтобы проехать к Умани в полк, а в полку моем всего 180 человек, да и те бедны, наги, босы и пеши, полные же и конные разбежались по домам, и я о беглых писал много раз к воеводе, но по 3-е число не выслан ни один человек; вели, государь, о прибавке ратных людей и о беглецах учинить указ». В ответ на это письмо Косагов получил для раздачи ратным людям 786 рублей, 16 алтын и 4 деньги, кроме того, 131 портище анбургское, 69 портищ летчины да 200 портищ сукна[506].