История запорожских казаков. Борьба запорожцев за независимость. 1471–1686. Том 2

Выехав из Москвы 1 декабря, подьячий Емельян Шестаков прибыл сперва в Батурин и, взяв здесь в провожатые Артема Золотаря с товарищами, отправился в Сечь, куда прибыл 11 декабря и остановился в Батуринском курене у грека Павла. В тот же день он объявился в Сечи, прося кошевого принять его у себя. Кошевой, узнав о прибытии посла, сам отправился к нему в курень и, поблагодарив царя за грамоту, объявил, что примет ее на раде, после чего оставил посла в курене, а сам пошел в свой курень. В тот же день пришел из Крыма в Сечь и ханский есаул Тегай, или Тягия, для откупа пленных. Войсковой есаул Иван Шило распорядился было поставить крымского посла в одном курене с царским послом, но русские не позволили ставить с собой в курень ханского посла. На другой день Серко прислал к послу войскового есаула Ивана Шило с просьбой идти с грамотой на раду к кошевому и всему войску запорожскому. Придя в раду, посол вручил грамоту кошевому, а кошевой, судья и все казачество, принимая ту грамоту, приказали положить знамя свое на земле на шапках; поцеловав печать на грамоте, Серко передал ее судье Кудлаю, а Кудлай приказал читать ее войску. Прослушав грамоту до конца, войско било челом и кланялось государю за его милостивое к нему слово; а откланявшись государю, стало просить посла говорить о делах, ради которых он прибыл в Сечь. Посол сперва отказался, мотивируя тем, что он устал от пути и потому может только через день говорить свою речь. Но кошевой и судья пригласили посла говорить свою речь в этот же день, потому что собрать казаков для другой рады будет трудно, так как многие казаки разойдутся из города по рекам для рыбных промыслов. Тогда посол начал свою речь так: «Ведомо вам, что великий государь, жалуя вас, атамана и все войско низовое, своим жалованьем, приказал вам во время неприятельского наступления на Чигирин идти со своими ратями против неприятеля, а вы не только не пошли под Чигирин, а даже над крымским ханом, когда он бежал к Днепру, промысла не чинили. Почему этого вы не сделали?» Кошевой атаман, судья и есаул, выслушав ту речь, отвечали: «Под Чигирин мы не ходили потому, что войска было на Коше мало, да и потому еще не ходили, что турки и татары прежде Чигирина на Сичу приходить думали, а взяв Сичу, осадить и своими людьми укрепить город мыслили. Чтоб упредить этот злой замысел, мы с ханом помирились, имея вместе с тем намерение предать им татарских полоняников, потому что войско наше, не имея ни добычи, ни запасов, было голодно. Да и потому помирились мы с ханом, чтобы нашим промышленникам вольно было идти на море и на реки для рыбных промыслов, а также и потому, что много раз мы к гетману Ивану Самойловичу писали, чтоб царское величество прислал к нам своих ратных людей на оборону, как присылал царь Алексей Михайлович, и чтоб гетман сам пустил из городов казаков к нам, или полк какой и запасу прислал; но гетман казаков не пустил и запаса не прислал к нам, отчего наши казаки должны были только одною рыбою кормиться; а когда мы с ханом заключили перемирие, тогда за татар брали большой откуп и за солью к морю свободно ходили; а если бы с ханом не помирились мы, то все с голоду померли бы. А турских и крымских людей, бежавших из-под Чигирина, не громили мы потому, что войска в Сечь мало было: все, надеясь на мир с ханом, разошлись по промыслам, и теперь войска в Сичи мало: все по промыслам. Бьем челом великому государю, чтобы он пожаловал нас, велел бы прислать к нам ратных людей, а гетману приказал бы прислать Полтавский полк, и мы, по весне, как скоро войска и запасы будут к нам присланы, перемирие с ханом нарушим и пойдем в Крым войною». После этого подали кошевому гетманский лист, и кошевой велел зачитать его, а сказали на него казаки то же, что и на царский лист. В тот же день вечером к царскому послу приходил крымский посол и, пив вино, грозился царскому послу, что-де будет он, москаль, у него в руках; а гетманского посла называл братом своим, считая его запорожцем. А как тот посол приехал в Сечь, в тот же день дал известие в свой город и о царском после. На третий день после этого кошевой Серко, призвав к себе в курень гетманского посла, наедине ему говорил, клялся и целовал крест, вынув его из-за пазухи, что царскому величеству он никогда не изменял, а с Хмельницким мирился для того, чтобы схватить его и отправить в Москву, и просил посла передать гетману о том, чтоб он за изменника его не считал. 14 декабря все собрались в церкви, против куреня Серко; тут Серко вручил послу лист для передачи царю и отпустил от себя. 17 декабря Серко, придя в курень к послу, объявил ему, чтобы он ехал назад лугом подле Днепра на крепость Кодак, а на следующий день советовал ехать на Переволочну, то есть тем же путем, каким ехал в Сечь посол, полем, для того чтобы крымский есаул Тегай, бывший в Сечи, не дал знать о нем в Аслам или Кизыкермень и татары не переняли бы его. Посол поехал степью на Переволочну, как советовал ему Серко; с ним послано было пять человек, Роман Малюк и Семен Хорошко с товарищами, с листом к гетману[857]. Будучи в Сечи, посол узнал, что отправленные из Сечи от кошевого к Хмельницкому Брекало и товарищи возвращены от Перекопа назад беем; бей говорил им, что если они хотят ехать к Хмельницкому, то их отвезут туда, куда и его отвезли. Но они, повернув от Перекопа, пришли в Сечь вместе с ханским есаулом. А гетманский посол расположил к себе казака Васильева и просил его доносить обо всех замыслах запорожцев, если Артемий Золотарь (имя гетманского посланца) пришлет к нему узнать о его здоровье. После Шестакова боярин и гетман, для того чтобы вернее отвратить Серко от неприятеля, отправили к нему зятя, наказав последнему убеждать Серко оставить свое злое дело и служить царю по своему обещанию[858].