История запорожских казаков. Борьба запорожцев за независимость. 1471–1686. Том 2

Так или иначе, но в марте 1602 года Самойла Кошки в Ливонии уже не было, и в это время вместо него писал письмо к коронному гетману Гаврило Крутневич. В этом письме Крутневич извинялся перед гетманом за то, что он не может, вопреки гетманскому приказанию, рушить с войском под замок Фелин «сегодняшнего дня (то есть 24 марта), во вторник», как вследствие болезни многих из товарищества и порчи дорог, так и вследствие разъезда казаков за добыванием пропитания, а просит разрешения двинуться в четверг и назначить казакам предварительно место, где бы они могли стать кошем. Подписывая свое имя и фамилию в письме, Крутневич не прибавляет к ним, как всегда делал Самойло Кошка, титула «старшого» и потому наводит на мысль, что он вовсе не носил этого звания, а только временно управлял казаками[193].

В начале декабря того же 1602 года во главе казацкого войска, бывшего в Ливонии, стоял уже Иван Куцкович, «старшой всего рыцарства запорожского», называемый иначе Куцкой; при нем, по сообщению летописца, было 4000 человек казаков. Не получая жалованья и продовольствия от польского правительства, казаки по-прежнему крайне нуждались в первых предметах пропитания и потому, возвращаясь из «Инфлянской земли» и проходя по городам и волостям Белоруссии, предавались большим грабежам и опустошениям. Так, они брали «приставство» с Боркулабовской и Шупевской волостей – 50 коп грошей, 500 мер жита – и делали всякие бесчинства; а когда к ним приехал посланец от польского короля и радных панов с увещанием прекратить всякие насилия по селам и городам, то к польскому посланцу, как пишет о том Соловьев, явился какой-то мещанин и принес на руках шестилетнюю полуживую, изнасилованную казаками, девочку[194]. Но насколько было правдоподобно обвинение казаков в последнем злодеянии, неизвестно, потому что остается неизвестным то, что отвечали на подобное обвинение сами казаки. Сами казаки, однако, находили оправдание своих поступков в крайне стесненном материальном положении своем и во враждебном настроении против них местных жителей. Так, 4 декабря старшой казацкий Иван Куцкович писал письма к великому канцлеру литовскому, Льву Сапеге, и в нем винился перед «милостивым господином» за то, что сделано было казаками на Витебском тракте в имении Сапеги, Островне.